Мюсли - [37]

Лиза отводит глаза. Непривычно видеть эту педантичную недобрую девушку такой растерянной — кажется даже, что волосы у нее растрепались и в отглаженной рубашке нет обычного свежего блеска. Костя смотрит на нее с удовольствием.

— Конечно, — говорит он, — у порядка есть свои неоспоримые преимущества. Огромное значение, например, имеет, каким образом вам открутят голову. Если надлежащим — то и головы не жаль, если неположенным — это оскорбление нравственного чувства. Человеку, надо думать, и без того нелегко — все-таки голову откручивают, не лампочку из парадной, — а он еще вынужден нравственно оскорбляться. Как же так, говорит, если уж откручиваешь, крути слева направо, по часовой стрелке, как в благоустроенном обществе, а чтобы головы по блажи крутить, такого закона нет, иначе и солнцу примечтается зайти на востоке, откуда тогда свет будет?

Его голос кажется чужим: интонации, модуляция — всё изменилось, и теперь это нахально-вкрадчивый голос садиста, в уверенной игре которого различимы насмешливое сочувствие и сознание собственной силы. Костя переводит дыхание.

— Порядок! — благодушно продолжает он, беспощадно блестя очками. — Достаточно самому быть аккуратным, чистоплотным и честным, чтобы аккуратность, чистоплотность и честность восторжествовали повсеместно. Как это мило, какое здравомыслие! — Он небрежно, легко, коротко барабанит пальцами по стойке. — До чего ж у вас тут прекрасно — ни пылинки, ни пятнышка.

Он улыбается, блестит очками. Взгляд Лизы озабоченно приникает к стеклу очков, щурится, ищет — но тот, кого он ищет, укрылся за толстой стеклянной стеной, непрозрачной для тревожно ждущего снаружи. Взгляд напрасно стучит и зовет; ему не отвечают.

— Лампочку выкручивают справа налево, — говорит наконец Лиза.

— Допускаю, — говорит писатель и делает большой глоток. — Хотя очень бы не хотелось.

— У всех проблемы, — отзывается Белинский. — Коля кота где-то на помойке подобрал, теперь грант ищет.

— Кота? Какого?

— Натурального, — говорит Белинский хмуро, — с яйцами. По этой причине ему нужна нормальная половая жизнь.

— А какая половая жизнь считается у котов нормальной?

— Не знаю. И Коля не знает. Но думает, что котам нужно чаще, чем людям.

— Если это такие люди, как Коля, — бормочет писатель. — А что думает сам кот?

— Он не думает. Он целыми днями спит.

— У Бивиса тоже нет половой жизни, — сообщает писатель. — Ничего, пусть сублимирует. А грант-то здесь при чем?

— Кота кормить вкусной и здоровой пищей. — Белинский свирепо вскрывает новую пачку сигарет. — Спроси у жены, чем кормятся на университетскую зарплату. Я тебе сделаю колонку в новом глянце, — заключает он, — а нового издателя ищи сам, меня и без того по судам затаскали. Как вы расстались?

— Мы расстались врагами, но он еще не знает об этом. — Писатель морщится.

— А о чем я буду писать для глянца?

— С ума сошел, — говорит Белинский, — что значит «о чем»? «О чем» не пиши ни в коем случае, выпрут сразу за умничанье. Пиши просто так.

— Пожалуй, — говорит писатель, — это я смогу.

Он стряхивает пепел.

Лиза, погруженная в глубокую задумчивость, машинально ставит перед клиентом пепельницу.

— Здравствуйте, Лиза, — говорит банкир. — Вы чем-то расстроены?

— Да, — говорит Лиза, — простите, здравствуйте. Нет, ничем. Вам как обычно?

Банкир кивает. Лиза снимает с полки квадратную бутылку с тусклой желтой этикеткой. Банкир кладет на стойку рядом с пепельницей глянцевый журнал, заглядывает в корзинку с рекламными флаерами. Лиза смотрит на глянец.

— Это какой-то новый?

— Да, — говорит банкир. — В каком-то смысле. — Он отпивает, задумывается. — Они все одинаковые, — признается он. — Легко, приятно… но когда прочтешь, не совсем понимаешь, о чем читал. — Он смущенно улыбается. — И не то что не совсем, а вообще.

— Вы тут ни при чем, — говорит Лиза. — Так задумано.

— Кто же так задумал?

— Чей это бизнес, тот и задумал. Вот вы в своем бизнесе задумываете что хотите, ну и они тоже.

— В моем бизнесе что хочешь не задумаешь, — возражает банкир. — Да и в любом другом. — Он едва не вздыхает. — Литература, — говорит он с уважением, — совсем другое дело.

— Ну, — замечает Лиза, — это вы литераторов плохо знаете.

— А зачем мне их знать? Достаточно будет, если я книжку прочту, верно?

— Верно, — соглашается Лиза. — Их книжки мало отличаются от них самих.

Она бросает быстрый взгляд на аккуратные руки банкира, на собственные безупречные ногти.

— Мне иногда кажется, — говорит банкир застенчиво, — что я мог бы…

Лиза думает о чем-то своем.

— Что мне бы, возможно, удалось…

— Вы с Костей как будто знакомы? — осторожно спрашивает Лиза. — Что вы скажете?

Банкир, очнувшись, пожимает плечами.

— Когда ему нужна была помощь, — говорит он, — никто не помог. Что ж теперь-то.

— Всегда соображаешь с опозданием, — говорит Лиза сердито. — Когда нельзя поправить. И думаешь, что на следующий раз сообразишь вовремя. И в следующий раз все повторяется, потому что следующие разы не похожи на предыдущий. Это потом понимаешь, что похожи, что это именно то самое. Но уже ничего не поправить.

— А что случилось? — спрашивает Кира, ощупью пробираясь по комнате.