Мыслящий тростник - [12]

— Однако, — вмешалась мадам Сарла, — поскольку эти бомбы все накапливаются…

Но Юбер не дал ей закончить фразу.

— Нет-нет, не бойтесь этого, дорогой друг! Вы, несомненно, хотите сказать, что какой-нибудь генерал вдруг сойдет с ума, нажмет на пресловутую кнопку, и штук тридцать «Поларисов» ринутся на Пекин. Такое бывает только в романах. В действительности в современном технократическом мире это исключено!..

И он принялся развивать свою точку зрения. Для великих держав полезно, что появилась «сила устрашения». Это лучший гарант сохранения мира во всем мире… «Занятно, — подумал Марсиаль, — минуту назад он был весьма встревожен, а теперь не нарадуется. Болтает что попало!»

Марсиаль не выносил манеры свояка самоутверждения ради говорить за столом, не закрывая рта, нимало не заботясь о том, хотят ли остальные слушать его разглагольствования или нет. Юбер был одним из тех невыносимых зануд, которые почему-то убеждены, что в обществе они потрясающе интересны и забавны. Он и вправду мог быть забавен, но только если не вникать в смысл его слов, а лишь наблюдать за ним. Он напоминал дергающуюся марионетку, и глядеть на него было очень смешно.

О чем это он сейчас? О технократической организации будущего мира. Марсиаль быстро оглядел стол. Эмили, жена Юбера, делала вид, что слушает, во всяком случае, лицо ее выражало внимание, но в действительности она, наверно, мысленно была за тысячу километров отсюда, думала о своих детях, о последних покупках, о женском клубе и о множестве других менее конкретных вещей. Дельфина безукоризненно исполняла роль хозяйки дома, казалось, она с увлечением слушала Юбера, но в то же время бдительно следила за прислугой — не совершит ли та какой-нибудь оплошности (это была испанка, в доме она служила недавно, и ее приходилось учить буквально всему). Жан-Пьер, видимо, слушал дядю Юбера, однако с единственной целью — посмеяться над ним вволю, когда тот уйдет. И действительно, Жан-Пьер, во-первых, решительно не принимал в расчет то, что говорили люди старше тридцати лет, исключая Герберта Маркузе и, может быть, еще Сартра, и, во-вторых, считал, что пришла пора не организовывать мир, а опрокинуть его вверх тормашками, чтобы вернуть людям радость жизни. Рациональная организация мира, по его мнению, была мечтой технократов, мечтой «правых», которые не смеют себя таковыми назвать. В этом пункте Марсиаль соглашался с сыном. Итак, для Жан-Пьера слова дяди Юбера были вдвойне бессмысленны: дядя давно перешагнул тот возрастной рубеж, когда человек имеет право думать, и был, кроме того, позорным реакционером, маскирующимся под футуролога. Одним словом, бедняга Юбер проповедовал в ужасающем, полном одиночестве. Но нет, все же был один человек, который его действительно слушал, — мадам Сарла. Она не упускала ни одного слова из его речи и не сводила с него колких и непроницаемых глаз.

Благодаря развитию системы информации как науки нет никаких сомнений, что многие проблемы, которые в настоящее время представляются неразрешимыми, перестанут быть таковыми уже к началу нового века. Например, проблема голода в мировом масштабе. Необходимо пресечь демографический взрыв, но и это, оказывается, возможно. Процесс этот уже начат, в частности, у Мао. Нет, решительно нет никаких оснований для пессимизма. Завтрашний мир будет лучше нашего, это несомненно.

— Вы меня удивляете, — сказала мадам Сарла.

— Чем, дорогой друг?

— Вы вот уверены, что все идет к лучшему, а по моему мнению, как раз наоборот.

— Позвольте, где вы видите явные признаки упадка?

— Где? Да везде, — ответила мадам Сарла тем же спокойным, чуть ли не ласковым тоном. — Достаточно поглядеть вокруг.

— Вы, видимо, имеете в виду (он искал точное слово)… распущенность нравов? Но это только видимость! Показывают сквозь увеличительное стекло тот или иной частный случай, но основная масса населения, поверьте мне, абсолютно здорова.

— Только видимость? В прошлом году в одном Сот-ан-Лабуре оказалось с полдюжины несовершеннолетних девочек-матерей. В возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет.

Юбер широким жестом смахнул со счетов эти преждевременные беременности.

— Симптом переходного периода, — заявил он. — В чистом виде.

— Не знаю, симптом ли это, — сказала мадам Сарла. — Но сомневаюсь, чтобы сюда подходило слово «чистый». Правда заключается в том, что нравственности уже не существует.

Жан-Пьер открыл рот. Сейчас он наверняка скажет что-нибудь дерзкое. И Марсиаль решил его опередить:

— Что поделаешь, молодые хотят теперь жить, как им нравится. И я не могу их за это осуждать. Мы в молодости слишком многое в себе подавляли.

— Подавляли? — с удивлением переспросила мадам Сарла. — Я подавляла?

— Не ты, тетя, а время было такое. Атмосфера, в которой мы росли.

Тема распада нравов вызвала у обеих сестер куда больше интереса, нежели рассуждения об успехах системы информации. Эмили тут же включилась в разговор.

— Наши родители не позволяли нам с Дельфиной до совершеннолетия одним уходить из дому. Возвращаться домой мы должны были не позже одиннадцати. И заметьте, считалось, что нам предоставляется большая свобода.