Мыслящий тростник - [11]

— Ну и язычок у тебя! — сказал Марсиаль. — Феликс — славный малый! И уж вовсе не дурак.

— Согласись, что блеска ему все же не хватает.

— А на что мне блестящий друг?

— Я хочу лишь обратить твое внимание на то, что ты неразборчив в выборе друзей. Тут ты начисто лишен честолюбия.

— Верно, лишен.

— Добрый малый, который только добрый малый и все, может оказаться балластом.

— Я просто поражен, тетя! Как мало в тебе милосердия!

— При чем тут милосердие?

— Ты считаешь, что надо гнать от себя всех добрых малых, если они не обладают блестящим умом. Это немило…

— Я вовсе не то сказала. Не искажай моих слов. Я сказала, что лучше иметь другом человека хорошего, достойного уважения и по возможности с головой.

— Феликс достоин уважения.

Мадам Сарла подняла глаза от вязания.

— Да? Ты так считаешь? Женатый человек, который вот уже десять или пятнадцать лет ходит к гадалке? Это, по-твоему, заслуживает уважения?

— А-а, значит, Дельфина тебе рассказала…

— Конечно. Полагаю, это не секрет?

— Вам, женщинам, никогда ничего нельзя говорить. Вы все используете как оружие против нас.

— Кроме Феликса, который, я повторяю и на этом настаиваю, просто дуролом, у тебя нет друзей.

— Что ты выдумываешь! У меня полным-полно друзей.

— Назови хоть одного, — сказала мадам Сарла инквизиторским тоном.

— Да у меня полно друзей, на работе и… В общем, полно.

— На работе не друзья, а коллеги. Назови мне хоть одного своего друга.

— Какая разница, как их зовут, все равно ты их не знаешь.

— Короче говоря, тебе некого назвать.

Марсиаль охотно продолжил бы этот спор, который его даже несколько распалил, тем более что споры с мадам Сарла — так уж издавна сложилось — велись всегда без всякого снисхождения к кому-либо или к чему-либо, до победы, причем далеко не окончательной. Но тут в гостиной появился молодой человек. Вошедший был новым и менее роскошным изданием Марсиаля. На нем был бежевый вельветовый костюм в широкий рубчик и серый свитер с высоким воротом.

— Добрый вечер, — сказал Марсиаль. — Матч был грандиозный. Жаль, что ты не пошел.

— Я глядел по телеку. Минут пять, — отозвался молодой человек.

— Всего пять? Что же ты видел?

Молодой человек неопределенно махнул рукой.

— Ты же знаешь, я и регби… Если не ошибаюсь, была какая-то свалка.

— Как грустно! — сказал Марсиаль, обращаясь к мадам Сарла. — Как грустно, что мне не удалось привить любовь к спорту хотя бы одному из членов моей семьи… Я здесь одинок… Одинок… Ты разве не обедаешь дома? — спросил он сына.

— Нет, почему же, обедаю.

— Но ты не переоделся…

— А разве в честь дяди Юбера надо переодеваться?

— Нет, но я хочу сказать… Ты мне и так нравишься… Но ты же знаешь дядю Юбера.

Не поднимая головы и не прекращая шевелить спицами, мадам Сарла кинула на внучатого племянника косой взгляд, один из тех взглядов, которые не выхватывают из пространства интересующий объект, а лишь скользят в том секторе, где он должен быть расположен.

— Он что, одет как битник? — пробормотала она.

— Нет, все нормально, только без галстука.

— Терпеть не могу одеваться! — сказал молодой человек.

— А ведь есть такие юноши, — мечтательно произнесла мадам Сарла, — которые любят надеть к обеду хороший костюм. Это те, у кого он единственный и которым пришлось работать, чтобы его купить.

Марсиаль бросил восхищенный взгляд на тетку, но от комментариев воздержался. По многим причинам ему не хотелось поднимать сейчас этот вопрос.

Мадам Сарла спрятала спицы и клубок шерсти в мешочек для рукоделья.

— Пожалуй, мне пора пойти поглядеть, как идут дела у вашей испанки. Я не слишком доверяю ее кулинарному искусству.

Она вышла из гостиной. Молодой человек уселся у камина с газетой в руках. Развернул ее и углубился в чтение.

Марсиаль тоже взялся за газету.

Юбер Лашом не выносил того, что, будучи англоманом, называл «small talk», другими словами, разговор, который ведут исключительно из вежливости и где затрагиваются темы, решительно никого не интересующие, такие, как погода или всякая там газетная чепуха. Пусть об этом болтают дураки. Уж если он начинал говорить, то лишь затем, чтобы сказать нечто существенное. Они не просидели и трех минут за столом, как Юбер коснулся одной из самых животрепещущих тем.

— Ты слышал? — сказал он своему свояку, выжимая пол-лимона на устрицы. — Она у них уже есть. У китайцев. Да, у них теперь есть бомба. Читал газеты? Последние сутки во всех министерских канцеляриях только об этом и говорят.

— Но этого давно ожидали. Так ведь?

— Ожидали, ожидали! Ты хочешь сказать, этого опасались, предвидели такую возможность, но никто — ни в Москве, ни в Вашингтоне — даже не предполагал, что это случится раньше, чем через пять, а то и десять лет. Все, что нам известно о китайской промышленности, не давало решительно никаких оснований считать, что они так быстро решат эту задачу. Равновесие мировых сил полностью нарушено, — заключил он с жаром и проглотил устрицу. — А это весьма тревожно.

— Неужели это так уж тревожно? Ты полагаешь, что великие державы…

— Я вполне допускаю, — сказал Юбер, — что по примеру американцев и русских китайцы не станут легкомысленно пускать в ход ядерное оружие. Они прекрасно понимают, какое возмездие за этим последует.