Мысли и воспоминания. Том I - [122]

Господин фон-Финке в заключение своего поздравительного письма королю к новому, 1863 году писал: «Народ остается верным вашему величеству, но в то же время он твердо стоит за право, которое недвусмысленно предоставлено ему 99-й статьей конституции.[619] Да отвратит господь в своем милосердии злополучные последствия крупного недоразумения».

Король ответил 2 января 1863 г.:

«Я искренне вам благодарен за ваши любезные пожелания к Новому году. Наступающий Новый год не сулит ничего отрадного, — доказывать это нет нужды. Но мне непонятно, почему и вы бьете тревогу, будто я не знаю настроения значительного большинства народа; по всей вероятности, вы не читали моих ответов многочисленным депутациям, являвшимся ко мне с выражением своих верноподданнических чувств. Я снова и снова повторял, что мое доверие к народу непоколебимо, ибо я знаю, что народ мне доверяет; но тех, кто хотел отнять у меня его доверие и любовь, тех я проклинаю, так как их планы осуществимы лишь в том случае, если это доверие будет поколеблено. А что они считают пригодными для этой цели любые пути, известно всему свету, ибо их планы созревают лишь на почве лжи, обмана и надувательства.

Вы говорите далее: народ требует соблюдения § 99 конституции. Хотел бы я знать, много ли найдется людей в народе, которые знают § 99 или когда-либо слышали о нем!!! Впрочем, это безразлично и не меняет сущности дела, ибо для правительства этот параграф существует и подлежит соблюдению. Но кто сделал невозможным выполнение этого параграфа? Не я ли согласился между зимней и летней сессиями уступить 4 миллиона и сообразно с этим изменил — к сожалению! — военный бюджет? Не я ли пошел — к сожалению! — и на многие другие уступки, чтобы доказать новой палате готовность правительства идти ей навстречу? А к чему это повело? К тому, что палата депутатов делала вид, будто я ровно ничего не сделал, чтобы пойти ей навстречу, и требовала все новых и новых уступок, что привело бы, наконец, к тому, что управлять страной стало бы невозможно. Кто таким образом пользуется своим правом, т. е. урезывает бюджет так, что все в государстве прекращается, тому место в сумасшедшем доме!. Где сказано в конституции, что только правительство должно идти на уступки, а депутаты никогда??? После того как я пошел на уступки в неслыханных размерах, палате депутатов следовало бы уступить со своей стороны. Но она ни за что не соглашалась на это, и так называемый «эпизод»[620] доказывает ясно, как день, что нам ставили одну ловушку за другой, в которую из-за низости Бокум-Дольфса попали даже ваш двоюродный брат Патов и Шверин. 234 тысячи рейхсталеров намечалось сократить еще на 1862 г., чтобы сделать бюджет приемлемым, хотя самая сущность вопроса подлежала обсуждению лишь в 1863 г.; это было предъявлено уже в печатном виде; я соглашаюсь и на это; и лишь тогда Бокум-Дольфс заявляет, что с их стороны, т. е. со стороны его политических друзей, эта уступка может быть принята лишь в том случае, если в комиссии немедленно будет изъявлено согласие на двухгодичный срок службы, а законопроект об этом будет на другой же день внесен на пленарное заседание. На это я не иду, и тогда Б[окум]-Д[ольфс] осмеивает нас в своей прессе: «Подумать только, до чего бесстыдно правительство, если оно воображает, что палата пойдет на мировую за 234 тысячи рейхсталеров!» Но ведь только это предложение со стороны палаты и было налицо! Была ли совершена когда-либо большая гнусность с целью осрамить правительство и сбить с толку народ? Палата депутатов воспользовалась своим правом и урезала бюджет.

Палата господ воспользовалась своим правом и отклонила урезанный бюджет en bloc [в целом).

Что предписывает в подобном случае конституция? Ничего!

Так как палата депутатов воспользовалась, как показано выше, своим правом для уничтожения Аrmeе [армии] и страны, то мне пришлось возместить это «ничего» и как заботливому хозяину дома вести дом дальше, чтобы впоследствии дать во всем отчет. Кто же сделал, следовательно, невозможным соблюдение § 99??? Поистине не я!

Вильгельм».

Глава пятнадцатая КОНВЕНЦИЯ АЛЬВЕНСЛЕБЕНА

Движение в Польше, которое началось одновременно с переворотом в Италии,[621] и не без связи с ним, и выразилось вначале в национальном трауре, церковном праздновании памятных для отечества дней и агитации земледельческих обществ,[622] вызвало в Петербурге довольно длительные колебания между полонизмом и абсолютизмом. Дружественное полякам течение связано было с требованием конституции, явственно раздававшимся теперь в высших кругах русского общества. То обстоятельство, что русские, которые были ведь тоже образованными людьми, вынуждены были обходиться без учреждений, существовавших у всех европейских народов, и что они не могли принимать участия в обсуждении своих собственных дел, воспринималось как унижение. Разлад на почве отношений к польскому вопросу распространился вплоть до высших военных кругов и привел к бурному объяснению между варшавским наместником генералом графом Ламбертом и генерал-губернатором генералом Герстенцвейгом, закончившемуся насильственной смертью последнего (январь 1862 г.) при невыясненных обстоятельствах.