Мышка - [26]

— Игнатьич, значит. Ясссно… Так, Ларису ко мне, что-то мне эта новая сумма непонятна, с Пушковым мы о другой договаривались. А это что?

Шеф выудил из стопки заявление и с удивлением поднял брови. Танька почувствовала, что на бледно-зеленый фон ее лица стремительно наползают малиновые пятна.

— Это… ну-у… заявление, — сипло выговорила она и шепотом добавила: — Мое.

В течение непродолжительной паузы, которая, по мнению Татьяны, тянулась вечность, шеф смотрел на нее, а она смотрела на свои туфли. Потом он вздохнул и сунул бумажку в мусорник, который тихо загудел, разрезая ее на тоненькие полоски. Все время уничтожения ее заявления они промолчали, вслушиваясь в звук машинки и шелест бумажной вермишели, словно отдавая дань какому-то священному действу.

— Ну вот, — сказал Юрий Викторович, когда все затихло, — и с этим разобрались. Танюша, — он взглянул на нее с мягким укором, — не забивай себе голову глупостями. Если тебе неприятно думать о м-м-м… вчерашнем — не думай. И даже не вспоминай, забудь, как будто и не было. Тебя ведь устраивает эта работа, правда? И ты меня устраиваешь как работник, даже более чем… Я вот подумал о повышении зарплаты. Ну, индексация и все такое. Цены-то растут все время, так что давно пора. Ну ладно, съезжу к Игнатьичу, чего ему надо, узнаю.

С этими словами шеф выдернул из ящика стола какую-то папочку, подхватил портфель и выпорхнул из кабинета. Все произошло так быстро, что Танька только заморгала красными глазами, стоя перед директорским столом. Про отпрашивание уже речи не могло быть, и она медленно побрела болеть на своем рабочем месте.

Ровно через год Татьяна вспоминала этот эпизод, глядя на облупленную раму больничного окна, и удивлялась, насколько мало он имел значения. Казалось бы, событие заметное: переспать с шефом. Но оно не повлияло на ее дальнейшую судьбу абсолютно. Она не уволилась, зарплату немного подняли, как и остальным сотрудникам, работу выполняла ту же, что и раньше. Отношения с Юрием Викторовичем остались такие же, как и были до того: шутливая почтительность доброго отчима и балованной дочки. Через каких-то два месяца после этих событий состоялся суд, и все дольщики получили от «Спецремжилстроя» свои деньги. Быстроту процесса объясняли тем, что незадачливые строители обидели родственников каких-то шишек из областного суда. Таня вернула деньги с чувством глубокого удовлетворения, шеф их с таким же чувством принял, хотя немного покочевряжился для вида.

Гораздо больший, судьбоносный след оставила хмельная кухонная перепалка с сестрой. Как ни смешно, спонтанный план Ольги по знакомству с неким хорошим одиноким парнем Михаилом сработал без сучка и задоринки. В самый последний момент согласившись принять участие в упомянутом шашлыке, Танька очаровала Лешку Кондратьева и его толстую жену парочкой анекдотов от Светки Седовой и получила приглашение на день рождения. Явилась Татьяна на сие сомнительное мероприятие во всеоружии: сеансы солярия и посещение забытого было личного тренера в течение месяца восстановили ее имидж преуспевающей во всем молодой леди. Вся такая небрежно-модная и немного нахальная, она решила развлечься как следует и показать этим сводникам, как они смешны. Естественно, все было продумано, естественно, гостями были семейные пары за исключением их двоих. И, конечно же, его подготовили, что-то типа: «Она тоже обожглась». Тьфу! Ну, держитесь, сейчас она обрушит на это жалкое сборище всю силу своего сарказма!

Худой и жилистый, довольно высокий (во всяком случае, для нее), парень выглядел бы моложе своих тридцати двух, если бы не глубокие залысины, которые его, впрочем, не портили, а только придавали солидности. Ежик темных волос, высокий покатый лоб, длинное узкое лицо, тонкие изящные очки — он скорее смахивал на банковского работника, чем на моряка, пусть и элитного. Особенно Таньку добили очки, слишком уж неприятные ассоциации.

Миша немного волновался и чувствовал себя не в своей тарелке — наверное, тоже пришел знакомиться в принудительном порядке. Вон как двоюродный братец залихватски подмигивает. Боже мой, главное событие вечера. Миша явно чувствовал на себе ответственность поддержания разговора и неуклюже старался. Танька, вознамерившаяся было показать этому очкарику, какой он дебил, внезапно передумала. В конце концов, он оказался в таком же нелепом положении, что и она. А к собрату по несчастью надо относиться с сочувствием и пониманием. Он, видимо, почувствовал ее лояльность, и несколько шуток ему удалось. Она отблагодарила его искренним весельем. Но решающий поворот произошел, когда он снял очки, чтобы протереть запотевшие стекла. Надо сказать, что очки ему весьма шли, в них он был таким респектабельным, таким интересным. Но слишком дурные ассоциации. И еще она увидела его глаза. Это было неожиданно или она уже слишком много выпила? Глаза оказались больше, чем за стеклами, очень добрые, мягкие, чуткие карие глаза. Ласковые и чистые, как у ребенка. Как у олененка. Бемби. Что-то переключилось в ее сознании или она слишком много выпила? Ей вдруг вспомнились слова шефа: «Просто расслабиться и быть женщиной». В конце концов, почему бы и нет? Все идет так гладко без малейших усилий с ее стороны, и, наверное, это неспроста. Все решено и устроено без нее, а она просто идет по расстеленной дорожке и не встречает никаких случайных препятствий. Только те, которые она ставит сама. Может быть, эта дорожка и есть судьба? А вдруг, если она постарается вести себя как послушная корова в стаде и не будет сама выдумывать себе препятствий, эта судьба улыбнется ей маленьким счастьем?