Мышка - [13]

Таньке вдруг стало смешно. Она как будто увидела со стороны эту сцену: сидит не юная уже девушка, нервничает и пытается чего-то добиться от инфантильного субчика, больше всего на свете ужасающегося от мысли, что ему придется самому о ком-то заботиться и принимать ответственные решения. Ему так страшно, что не понятно и даже не слышно, о чем речь идет. А чего она, собственно, хочет? Женился чтобы? Да ни фиг ей такая семья. Что она вообще здесь делает, с этим чужим, абсолютно чужим человеком, зачем рассказывает ему о сокровенном: о болезнях, о радостях? Внизу живота опять потянуло, посильнее, чем с утра. Ладно, Танюша, ты не услышала то, что хотела, а значит, и рассиживаться больше незачем.

— Я про Фому, ты про Ерему. Как обычно. — Она решительно встала. — В общем, так. Ребенка я оставлю, а от тебя мне ничего не нужно. Даже признания отцовства не нужно. Так что ни в какой угол я тебя не загоняю, живи себе спокойно. И забудь обо всем, что между нами было. Я постараюсь забыть. Чего глазки испуганные? Боишься, что опять? — Она вытянула вперед левую руку и засмеялась. — Не бойся, трусишка, зайка серенький. Я очень хочу жить, так сильно, как никогда. Ради него.

Татьяна ткнула пальцем в живот, развернулась и пошла к выходу. Ее слегка мутило, но было весело и легко, как бывает после принятия трудного, но окончательного решения. Олег нагнал ее уже на улице, схватил за локоть и заговорил проникновенно, заглядывая в глаза:

— Тань, ну давай спокойно поговорим, а? Если ты так решительно настроилась, я готов, ну и отцовство, и… А может быть, подумаешь еще? Ты же умница, ну рассуди здраво…

Танька чувствовала себя совершенно разбитой: рука Олега казалась ей чугунной, низ живота все больше и больше болел, легкое недомогание сменилось откровенной тошнотой и головокружением. Наверное, от жары. Может, съела чего. Беременная все-таки. Больше всего на свете ей хотелось добраться до дома, лечь на любимый диванчик и просто немного полежать. Вон она, машина, а тут это досадное препятствие.

— Олежа, я сделаю, как ты хочешь. Аборт хочешь? Так тебе спокойнее будет? Хорошо, сделаю аборт, только пусти меня, ладно? Хорошо? Ну, я пошла.

Ватными пальцами Танька отцепила наконец от себя его руку и припустила к машине. «Аборт тебе, как же. Пошел ты…» — подумала она, угрюмо глянув из окна на своего озадаченного друга. Завела машину, вырулила на вторую полосу и снова почувствовала приступ дурноты. Живот болел все больше, в горле стоял комок. «Чертов токсикоз. А это нормально, что живот так болит? Надо у врачихи спросить». Через пять минут она поняла, что не в состоянии больше вести машину. Перед глазами вспыхивали красные круги, рот затопила соленая слюна. До дома оставалось совсем немного, но сзади уже начали сигналить: ее машина виляла. Таня включила аварийку и ткнулась как попало прямо под знак. Посидела, отдышалась. Тошнота немного отступила, но вести машину было страшно. Оглянувшись, припарковалась поудобнее и вышла ловить такси. Уже сидя на заднем сиденье потертого «частника», повинуясь внезапному порыву, назвала адрес сестры.

Вылезая из машины, Татьяна поняла, что что-то не так. Как-то тепло и липко. Опустила глаза на свои щегольские кремовые брюки и ахнула: между ног расползалось ярко-красное пятно. Беспомощно наблюдая, как оно стремительно ползет вниз по штанинам, Танька глупо попыталась прикрыть его сумкой, но, поняв, что у нее нет другой сумки, чтобы прикрыть все это сзади, опомнилась и, не глядя по сторонам, рванула к Ольгиному подъезду.

— Ты что, не на работе? А-а, сегодня же суббота… А чего не позвонила? Меня могло не быть, я как раз гулять собиралась с… Господи, что это? Мамочки!

Ольга подхватила сползающую по стенке сестру и поволокла ее в комнату.

— ГДЕ ЭТОТ ХРЕНОВ ТЕЛЕФОН?!!

Какое-то время после выкидыша Таньке казалось, что жизнь закончена. Она ходила на работу, автоматически, без эмоций выполняла свои обязанности и, видно, делала это неплохо, потому что получила повышение: должность исполнительного директора и несколько тысяч рублей прибавки к зарплате. Где-то в начале у нее мелькнуло воспоминание о белых шрамиках, но она с гневом отвергла эту идею: еще не хватало, чтобы гнусный маменькин сынок решил, что это по нему так убиваются.

Как будто в издевку над Танькиным горем среди ее знакомых начался повальный бум рождаемости. Сестра родила совсем незадолго до Татьяниного выкидыша и как раз собиралась гулять с младенцем, когда та примчалась к ней вся в крови. Ольга родила мужу Сереге мальчика, которого назвали Николкой, кормила его грудью, была толста и счастлива, с румяного раздобревшего лица не сходила сытенькая полусонная улыбка. Ее старшая, Настя, которой уже стукнуло двенадцать лет, и Серегин сын Артем не отходили от своего общего братика и бросались помогать Ольге по первому намеку. Сам Серега, не стесняясь, плакал от счастья и зарабатывал все больше и больше денег в своем магазине запчастей. Таньку от этого перебора идиллией слегка мутило, она частенько бурчала: «сироп сиропный», но своего нового племяша обожала и не упускала случая с ним понянчиться.