Мяугав - [19]

Например, про кожицу синего мухомора.

Тут главное — правильно высушить, иначе можно и насмерть отравиться. Многие и травятся по глупости, особенно если сырыми жрут. Или просто так сушат. А пленочку эту со шкурки перед сушкой еще и выварить надо — в этом весь секрет. Зато потом, ежели настоять ее на меду и выпить, — уже через день можно Свадьбу гулять. Ну через два, если девчонка такая вот, недокормленная да дохлая. И Свадьбы всегда после такой настойки бывают великолепные, без осечек. И щенки рождаются здоровенькие и с первого же захода. Хорошее деревце, этот синий мухомор. И лишь два у него недостатка: растет уж больно далеко, несколько дней бегать приходится, чтобы запасы пополнить, и на вкус ужасно мерзкий, даже медом до конца не отбить горечи.

Хотя последнее свойство, пожалуй, даже и полезное. Иначе бы каждая соплячка захотела раньше положенного Свадьбу закрутить. Нет уж. Свадебный Мед — напиток не для каждой дуры, уже вообразившей себя совсем-совсем взрослой, он лишь на крайний случай. Такой вот, например, как сейчас… Лайма еще раз неодобрительно оглядела тощую, неразвитую фигурку, почти неразличимую за спинами плакальщиц, и окончательно решилась.

Подошел Таре, посопел над ухом. Спросил осторожно:

— Кого коренные планируют дать в женихи?

Лайма скрыла улыбку. Умный мальчик, первым спросил.

— Джерри и Тобби Загонщиков, Черного Лиса и Остроглазого.

Вот так.

Все еще молоды, но уже неоднократные победители. Все — только лучшие. Пусть немного, но зато каждый — как на подбор, без единого изъяна. Коренная свора не собиралась экономить на Свадьбе Искупительной Жертвы и подсовывать всякий мусор. А пристяжным оставалось только правильно понять намек.

— Я их пока отправила в лагерь у моста, велела ждать. А ты уже решил, кого выделит левая пристяжная?..

Плакальщицы пели в полный голос, от души.

Перед Свадьбой отпевают любую девушку. Ведь для того чтобы родилась женщина, девушка должна умереть. Но сегодня они старались как никогда, от искренних завываний узлом скручивался желудок и щипало глаза. Отпевали не просто девушку, но — Жертву. Они ведь не знали, глупые, кому именно она предназначена. А она знала.

Еще вчера вдруг поняла, под Дюзами, не успев еще толком и испугаться-то даже. А когда поняла, глупо было бояться. Действительно, сами подумайте — чего бояться, если рушится мир? И то, что еще вчера совершенно невозможно было даже и представить, вдруг становится не только возможным, но и единственно правильным?

Она загадала на падающей звезде, а потом сказала, делая вид, что все это не больше чем просто шутка. Но ведь звезда была настоящей! Настоящие звезды всегда выполняют загаданное, надо только произнести вслух, чтобы кто-то услышал. Пусть даже вид делая, что это просто шутка…

От Главного Выгула ее несли на руках — ноги Искупительной Жертвы не должны касаться дорожной пыли. Плакальщицы шли рядом и выли. Они выли, наряжая ее в Лунную Шкурку — то ли костюм, то ли целое жилище. Он мог облипать тебя, словно змеиная кожа, а мог расшириться до размеров чуть ли не конуры Вожака. Стоило лишь захотеть. И проговорить желание. Как со звездой. Только и всей разницы, что с Лунной Шкуркой проговорить желаемое можно было и про себя, необязательно вслух. А еще этот странный костюм был способен пропустить внутрь одного человека. Того, которого она выберет. Когда-то все свадьбы на левобережье справлялись именно так, но Лунные Шкурки не вечны, хотя и ужасно прочны. Но даже они со временем портятся. Их становится все меньше и меньше с каждым сезоном, а невест меньше не становится, вот и выдают их теперь лишь для особенных случаев…

Пару раз она видела Вита — он мелькал где-то за непрекращающимся хороводом плакальщиц, смотрел тревожно. Появлялась какая-то старая женщина, смотрела неодобрительно. У нее были злые глаза и очень твердый подбородок. Костры горели, дым стлался по кругу, и по кругу же ходили плакальщицы, мешая думать. Она стояла на плетеном из толстых разноцветных веревок ковре — ноги Искупительной Жертвы не должны касаться дорожной пыли. Иногда все начинало видеться отчетливей, и тогда она понимала, что уже наступил вечер. А то и следующая ночь. А потом все снова расплывалось в дыму и непрестанном кружении. Хорошо еще, что Лунная Шкурка могла по желанию частично твердеть, — она отвердила ее до самых подмышек и теперь просто обвисала внутри, незаметно для окружающих, временами уплывая куда-то, временами снова приходя в себя.

Время от времени ей давали воды с чем-то кислым. А потом чья-то рука протянула дымящуюся кружку — прямо сквозь липкий нескончаемый хоровод.

— Вот, лапушка, выпей-ка меду! С травками. Тебе оно сейчас самое то будет.

— Спасибо.

Она взяла протянутую кружку, послушно глотнула. Поморщилась.

Мед был горьким.

* * *

Трое суток понадобились еще и для того, чтобы навести мосты.

Нет, не переговорные иносказательные, хотя и такие потребовали немало сил и времени. Самые обычные деревянные мостки до острова. Действительно, это дежурные могут добираться вплавь или там верхом на коротком бревне, а Жениху такое поведение не подобает. Несолидно как-то. С левого берега тоже навели мост, — очевидно, они были такого же мнения о том, что подобает, а что не подобает Невесте.