Мятежный корабль - [21]

Он спустился обратно в кубрик, а Кристиен дрожащими руками вынул пистолет из кобуры и осмотрел затравку. В случае неудачи восстания он собирался прострелить себе череп.

Дело совершилось быстрее и легче, нежели могли надеяться главные инициаторы мятежа. При первых проблесках короткого тропического рассвета Кристиен, каптенармус Черчиль, младший канонир Миллс и матрос Баркет вошли в каюту капитана. Кристиен был вооружен кортиком, остальные ружьями и тесаками. Еще три человека стояли на всякий случай в коридоре у дверей каюты. Блай крепко спал. Прежде чем он успел проснуться, его схватили и веревкой стянули руки за спиной. В то же время Адамс и несколько других матросов с ружьями и абордажными топорами вломились к другим офицерам; пригрозив им смертью, они заперли их в каютах и у дверей приставили часовых. Вооруженный переворот на борту судна не встретил ни малейшего сопротивления и не стоил ни одной капли крови, даже крови ненавистного Блая.

Завладев кораблем, мятежники выволокли командира на палубу и привязали к бизань-мачте. Возле с обнаженным палашом стал матрос Кинталь, столько раз поротый плетьми по приказанию Блая. Двое других матросов навели на лейтенанта заряженные ружья, с громкими ругательствами приказывая ему не шевелиться.

Флетчер Кристиен вызвал боцмана, старшего плотника и корабельного ревизора Самюэля на палубу и приказал им спустить в море шлюпку.

Это распоряжение было встречено хором негодующих протестов со стороны рядовых матросов. Они нисколько не были расположены щадить человека, который сам никогда не щадил их.

По их мнению, шлюпка могла пригодиться им самим, а злодея лейтенанта со всей сворой его приспешников следовало бросить за борт на съедение акулам. Тогда по крайней мере они никому не расскажут о случившемся на «Баунти». Но Кристиен твердо стоял на своем и заявил, что в случае неповиновения не возьмет на себя командование кораблем.

Джон Адамс понимал, что теперь не время заводить споры с только что выбранным командиром. Он весьма дипломатично вмешался и сумел успокоить разъяренных матросов.

Великодушие Кристиена представлялось ему не особенно благоразумным, но он убедил товарищей, что командир и офицеры, предоставленные прихоти волн в утлой шлюпке, почти не имеют шансов благополучно добраться до твердой земли. Этот довод возымел желаемое действие. Заскрипели блоки, и шлюпка закачалась на воде у корабельного борта. То был старый катер с проеденным червями днищем, плохо державшийся на воде, вмещавший самое большее 8—10 человек.

В это время запертый в своей каюте штурман потребовал, чтобы его вывели на палубу. Он уже знал, что во главе восстания был Кристиен и, увидев его стоящим рядом со связанным Блаем, попытался урезонить своего помощника.

Подумайте, Кристиен, что вы делаете, образумьтесь.

— Молчите, сэр, — резко ответил Кристиен. — Последние недели я был, как в аду. Капитан Блай сам виноват в случившемся.

Убедившись, что всякая попытка добиться умиротворения бесполезна, штурман попросил, чтобы прогнивший катер был заменен более прочной и вместительной шлюпкой. Боцман и плотник присоединились к этой просьбе. Противоречивые чувства боролись в груди молодого предводителя восставших моряков; кастовая солидарность, жалость по отношению к недавним товарищам, нежелание заведомо обречь их на неизбежную гибель подсказали ему, наконец, чреватое опасностью решение. По его распоряжению был спущен баркас.

Первыми ссадили в него двух мичманов — Хейуорда и Халлета, очень нелюбимых командой, и ревизора Самюэля. За ними последовали штурман и другие старшие офицеры. Трем остальным мичманам — Хэйвуду, Юнгу и Стюарту — предложили самим решать свою участь. Растерявшиеся юноши не знали, как им быть. Связать свою судьбу с командиром означало почти верную смерть. Остаться на «Баунти», присоединиться к мятежникам? А если их когда-нибудь разыщут, что тогда? Военный суд и, возможно, тоже смерть, позорная, жалкая?

Пока они колебались, баркас продолжал наполняться. Один за другим в него были спущены ученый ботаник Нельсон, врач, канонир, боцман, плотник, парусный мастер и несколько матросов, известных в качестве наушников и любимцев начальства. Всего набралось восемнадцать человек. Им было разрешено взять с собой куски парусины, веревки, бочонок пресной воды емкостью в сто двадцать восемь литров, семьдесят килограммов сухарей, немного рому и вина, несколько пустых бочек.

Блай все еще стоял привязанный к мачте. Бешенство душило его. Не обращая внимания на угрозы, он на чем свет стоит ругал карауливших его матросов. Один из них, по имени Мартин, при виде непреклонности своего командира стал колебаться. Многолетняя привычка к дисциплине и повиновению готова была взять верх. Наклонившись к уху Блая, он прошептал несколько ободряющих слов и поднес к его пересохшим губам сочный апельсин. Эта снисходительность не укрылась от глаз команды. Раздались крики, что Мартина тоже надо скинуть в шлюпку вместе с остальными. Но Кристиен воспротивился этому. Мартин был ему нужен как один из лучших, наиболее опытных матросов.

Оружейник, два младших плотника и один матрос выразили желание разделить судьбу командира, но им не разрешили. Воспользовавшись суматохой, вызванной пререканиями и поспешной посадкой, ревизор Самюэль с ловкостью кошки вскарабкался на палубу и прошмыгнул в каюту Блая, чтобы захватить судовой журнал, карты, компас и хронометр. Матросы заметили его исчезновение и бросились на поиски. Они застали его в каюте командира, схватили, отняли все, кроме судового журнала, и заставили снова вернуться в шлюпку. Однако Самюэлю удалось спрятать под курткой одну карту и компас.