Мягкая обезьянка - [3]

Нет, не о гибели мужчины возле вращающейся двери. О смертях двух негритянок. Бидди, выблевавший большую часть своих внутренних органов, разваренных, как омары Чесапикского залива, занял всю первую полосу газеты «Пост», которую Энни сунула под одежду для защиты от пронизывающего ноябрьского ветра. А в закоулках центральной части города нашли двух женщин, их лица были разворочены пулями крупного калибра. Одну, по прозвищу Крабик, Энни знала. Наводка поступила от общительного почитателя Громовой Птицы, который остановился у столика Энни, пока она без суеты обедала рыбными котлетами и чаем.

Энни поняла, кого искали убийцы. И сразу догадалась, почему они убили двух побирушек, Крабика и вторую: для белых, которые ездят в длинных лимузинах, все старые черномазые бомжихи выглядят одинаково. Энни медленно откусила от рыбной котлеты и уставилась в окно на 42-ю улицу, наблюдая мельтешение окружающего мира. Что ей теперь делать?

Будут новые и новые убийства, и в центре города не останется безопасных мест для ночлега. Энни это понимала. Дело рук бандитов — так сообщалось в выпуске «Пост», который у неё под пальто. Попытка предупредить тех женщин не имела бы никакого смысла. Куда им идти? Куда им захотелось бы уйти? Даже Энни, зная о происходящем практически всё... Даже она не покинет этот район: здесь привычный ареал обитания и здесь у неё проявляется территориальный императив. И очень скоро хищники выйдут на её след.

Энни кивнула собеседнику, который накаркал ей беду, и он заковылял прочь, чтобы налить себе чашку кофе из краника на стене. Спешно прикончив рыбную котлету, Энни выскользнула из кафе-автомата так же легко, как утром — из копировального центра.

Стараясь не привлекать внимание, она вернулась на 51-ю улицу. Место происшествия оказалось огорожено барьерами и зелёной лентой с надписью: «Полицейское расследование — Не приближаться». И всё же кругом яблоку негде было упасть. Улицу наводнили не только офисные работники, которые подходили и уходили, но и зеваки, заворожённые зрелищем. В Нью-Йорке немного нужно, чтобы сбежалась толпа. Из-за падения карниза соберётся синклит.

Энни не верила своей удаче. Она сообразила, что полиция ничего не подозревает о свидетельнице. Мужчины, чтобы получить возможность ворваться в стеклянные двери, вынуждены были отшвырнуть в сторону её тележку и пожитки, рассыпав их по тротуару; и копы решили, что эти вещи — такой же хлам, как и то, что лежало возле обочины в коричневых полиэтиленовых мешках с мусором. Её тележка и удобные диванные подушки, её картонки и кофты... Всё это находилось внутри заграждения. Что-то в мусорных урнах, что-то поверх груды мешков с отбросами, что-то просто валялось в грязи.

Значит, не стоило беспокоиться о том, что её розысками занимаются с двух сторон. И одна-то — перебор.

Даже алюминиевые банки, которые Энни насобирала на продажу, — все они до сих пор лежали в большой блумингдейловской сумке у самой стены здания. Вырученных денег хватило бы на ужин.

Она выдвинулась из укрытия, чтобы подобрать свои пожитки, и увидела мужчину в тёмно-синем кашемире — того, кто удерживал Бидди, пока в несчастного вливали «Драно». По этой же стороне улицы, где находилась Энни, через три магазина, стоял убийца, наблюдая за действиями полицейских, наблюдая за копировальным центром, наблюдая за скоплением народа. Наблюдая за ней. Пощипывая отросшую щетину на подбородке.

Энни сделала шаг назад. Голос сзади сказал:

— Ну-ка, дамочка, убирайся отсюда нафиг! Мешаешь бизнесу.

И в спину ей уткнулось что-то острое.

Энни испуганно оглянулась. И увидела владельца галантерейного магазинчика, мужчину в сером шерстяном костюме в тонкую полоску, причудливого покроя, с лацканами, что хорошо сочетались с ушами «бизнесмена», и пламенно-страстным платком, который багряным озарением взметнулся из нагрудного кармана. Галантерейщик колол её в спину деревянной вешалкой-плечиками.

— Шевелись! Вон отсюда! — произнёс он таким тоном, что от покупателя мигом бы схлопотал пощёчину.

Энни ничего не ответила. На улице она ни с кем не разговаривала. Никогда. На улице — молчание. «Пойдём, Алан. Нам с тобой хорошо вместе. Не плачь, родной мой».

Она вышла из дверей, стараясь быть незаметной. Услышала резкий, пронзительный свист. Человек в кашемировом пальто увидел её; он свистел, подавая сигнал кому-то выше по 51-й улице. Энни заспешила прочь, бросив взгляд через плечо, и обнаружила, что синий «олдсмобиль», припаркованный вторым рядом, подался вперёд. Кашемировое Пальто, проталкиваясь сквозь толпу, спешил к ней, как к поезду на станции метро в час пик.

Энни без раздумий ускорила шаг. Когда ткнули в спину и обратились прямо к ней... Она испугалась, потому что её вынуждали приотворить раковину и отреагировать. Но идя по своей улице, идя быстро, став частью людского потока, она вернула себе спокойствие. Энни знала, что нужно делать. Просто быть самой собой.

Энни инстинктивно сделала себя крупнее, шире, выдвинула в стороны драные локти, вздувая грязное пальто, походка у неё стала неверной, и — появилась возможность бегства. Брезгливые покупатели и бизнесмены в костюмах отшатнулись, подавая пример — им претило соседство старой чернокожей бомжихи, — поворачиваясь боком и молясь, чтобы она не задела их одежду, которую совсем недавно привели в порядок в химчистке. Красное море расступилось, открывая путь к спасению, а затем воды сомкнулись, задерживая тёмно-синего Кашемира. Но «олдс» приближался быстро.