Мы здесь живем - [32]

Гражданин А. Чаковский, я прочел в «Литературной газете» № 13 Вашу статью «Ответ читателю» и в ней, между прочим, такие строки: «…вместо того, чтобы поить и кормить подобных людей за народный счет в тюрьме или в исправительно-трудовых колониях…».

Вы в своей статье становитесь в позу человека с гражданской совестью, как будто Вы искренне озабочены судьбой и престижем нашей страны. Для человека, занимающего столь гражданственную позицию, даже незнание, неосведомленность не могут служить оправданием — если Вы и не знали до сих пор, то могли, а значит, обязаны были знать, как именно поят и кормят в исправительно-трудовых колониях и за чей счет. Похоже, однако, что Вы этого и не пытаетесь представить себе, что Вас этот вопрос не интересует, а приведенные выше строки из Вашей статьи написаны Вами ради красоты стиля, для пущего обличения «преступников».

Не столько для Вас, сколько для Ваших читателей внесу уточнение к этим Вашим строчкам.

Заключенный в исправительно-трудовом лагере строгого режима (все политзаключенные содержатся именно на строгом режиме) получает в день 2400 калорий — норма ребенка семи — одиннадцати лет: утром порция (стакана два) жидкой постной баланды; в обед столько же щей из гнилой капусты и ложки две жидкой каши; вечером две ложки той же каши и кусочек вареной трески размером со спичечный коробок. На приготовление всех этих щей и каш вместе полагается в день 20 г жира (не сливочного масла, конечно). К этому выдается 700 г черного хлеба и 15 г сахара в день. Вот и все.

Это общий паек. Для «строптивых» существует так называемая строгая норма питания — штрафной паек: утром кружка кипятку, днем 400 г щей и две ложки жидкой каши, вечером тот же кусочек отварной трески (без каши). Штрафные щи и кашу готовят отдельно: в них не полагается ни грамма жира. Сахар тоже запрещен. Черного хлеба на весь день 450 г. Все вместе —1300 калорий (норма для ребенка одного — трех лет).

Вот так поят и кормят сегодня «подобных людей». А за чей счет — это разговор особый.

Заключенный в исправительно-трудовом лагере работает восемь часов в день, 48 часов в неделю. Это в исправительно-трудовом лагере Дубравлага сделаны тот телевизор, который смотрит ваша семья, и та радиола, по которой до Вас донесся (случайно, конечно) «Голос Америки», Ваш мягкий диван и Ваш письменный стол. Но не думайте, что Ваша мебель достается легко тем, кто ее делает и кого «поят и кормят за народный счет». На «легком» мебельном производстве заключенные-грузчики (в том числе бывшие художники, писатели, научные и партийно-комсомольские работники) надрываются, вручную разгружая лес и камень; во вредных цехах, на полировке Вашего стола, быть может, Ваши бывшие коллеги навсегда теряют здоровье.

И за это — баланда, черный хлеб, недоедание изо дня в день на протяжении многих лет.

Это Вы имели в виду, когда писали, что народ «поит и кормит подобных людей»? Высок же тогда уровень Вашего гуманизма, писатель А. Чаковский!

Так ли поит и кормит народ — в том числе заключенные Дубравлага, Воркуты, Сибири и Казахстана — Вас и других писателей, «совесть народную»?

А может, высокий гражданский пафос Вашей статьи объясняется именно тем, что Вы получаете за нее немного больше, чем миску баланды и пайку черного хлеба?

Если Вам прикажут ответить на это мое письмо, Вы, вероятно, приведете примеры того, в каких условиях содержат заключенных в США или Китае. Вы могли бы не ограничивать себя этими двумя образцами, а сослаться на примеры Греции или Южной Родезии, почему бы не сослаться и на гитлеровские концлагеря? Скорее всего вы умолчите о сталинских концлагерях, хотя и призываете «обратить взоры в относительно недавнее прошлое».

Однако как же все-таки обстоит дело у нас и сегодня? Вот на что обратить бы прежде всего гражданский пафос такому высокопоставленному гражданину, как Вы!

Я бы хотел, чтобы это мое открытое письмо Вам дошло до моих сограждан не через «Голос Америки» или Би-би-си, а было бы опубликовано в Вашей газете. Только тогда можно было бы говорить о «совершенствовании социализма», и зарубежные идеологические враги не могли бы использовать приведенные здесь позорные факты в своих целях.

А. Марченко, грузчик,

бывший политзаключенный,

г. Александров Владимирской обл.,

ул. Новинская, 27.

27 марта 1968 г.

Письмо Анатолия Марченко, грузчика, бывшего политзаключенного, автора книги «Мои показания»

Председателю общества Красного Креста Митереву Г.А.; министру здравоохранения СССР Петровскому Б.В.; директору Института питания АМН СССР Покровскому А.А.; патриарху всея Руси Алексию; президенту Академии наук СССР Келдышу М.В.; президенту Академии медицинских наук СССР Тимакову В.Д.; директору Института государства и права Чиквадзе В.М.; ректору МГУ Петровскому И.Г.; первому секретарю правления Союза писателей СССР К. Федину; председателю правления Союза журналистов СССР Зимянину М.В.; писателям: К. Симонову, Р. Гамзатову, Р. Рождественскому, Е. Евтушенко (копия — в ООН, Комитет по защите прав человека, Международной конференции ООН по защите прав человека)

Пять месяцев назад я закончил книгу «Мои показания» — книгу о шести годах (с 1960 по 1966), проведенных во Владимирской тюрьме и в лагерях для политзаключенных.