Мы все обожаем мсье Вольтера - [45]

Аббат тихо поинтересовался у высокого сержанта, о каком кощунстве говорилось, когда был обнаружен первый труп?

— На спине девиц негодяй вырезает кресты…

Отца Жоэля передернуло.

Неприязнь и презрение к юной мерзавке до сих пор поддерживали дух аббата в равновесии, но едва он взглянул на стонущего Анри, сердце Жоэля заболело. Банкир попросил разрешения глотнуть свежего воздуха, и был выведен герцогом де Конти на двор. Вскоре к ним присоединились и остальные. Банкир поморщился, когда речь зашла об организации похорон, но мсье де Кастаньяк не успел стать мужем мадемуазель, и потому эта неприятная процедура была обязанностью опекуна. Было видно, что Тибальдо тяжело. Его светлость герцог де Конти проявил себя истинным другом, заявив, что все заботы возьмёт на себя, сейчас же пошлёт за Камилем де Серизом и за Ремигием де Шатегонтье, он просил их помочь, они оба здесь совсем неподалеку, у Робана, один съездит на кладбище и все устроит с похоронными принадлежностями, другой позаботится об отпевании, а сам он, Габриэль, будет распорядителем похорон. Банкир растроганно кивнул.

— Благодарю вас, Габриэль, благодарю вас….

Его светлость спешно отправил слугу с поручениями.

Между тем предстояло выяснить последовательность событий. Сержант полиции Филибер Риго уже допросил портниху мадемуазель, успел побывать в театре и даже побеседовать с подругами Люсиль. Теперь предстояло свести имеющиеся сведения воедино. Картина получалась следующая: мадемуазель де Валье покинула гостиную мадам де Граммон в сопровождении подруг — Авроры де Шерубен, Женевьевы де Прессиньи и Мадлен де Жувеналь. Все девицы были едины в свидетельстве о том, что возле Королевского моста мадемуазель покинула их, сказав, что намерена посетить мадам де Виэль, свою тетку. Однако, Флора де Виэль категорически утверждает, что в тот вечер племянница к ней не приходила, да и не обещала прийти вовсе. Слова мадам подтвердили и лакеи, и камердинер, и дворецкий.

В эту минуту в комнату вошли Реми де Шатегонтье и Камиль де Сериз.

Лейтенант полиции поприветствовал гостей и продолжил. Накануне мадам Флора чувствовала себя неважно, она давно и безнадежно больна, приходил доктор, и вся челядь не знала покоя, все были на ногах.

— Приди мадемуазель Люсиль к мадам де Виэль, её, конечно, заметили бы. Затем через час с четвертью мадемуазель в наёмной карете приезжает к своему опекуну, — мсье Ларро отвесил поклон в сторону банкира. — Вы отвезли её домой, и это подтвердили только горничная и привратник, — кухарка на этот вечер была отпущена. И Дениз Лани, горничная, и Жюльен Ренан удостоверили, что мадемуазель приехала поздно, была в гневе. Ренан рассказал, что мадемуазель оттаскала горничную за волосы и ударила её по щеке, придравшись к какой-то провинности. Мадемуазель Лани сказала только, что госпожа была сильно не в духе и вскоре приказала ей убираться вон. — Анри де Кастаньяк оторопело выслушал это свидетельство, но ничего не сказал. — Привратник запер дверь, и направился к себе в подвал, а Дениз ночевала, как всегда, на мансарде. Утром дверь оказалась закрытой, но не запертой, засов был отодвинут, а мадемуазель исчезла. Таким образом, мы не знаем, где провела мадемуазель больше часа после полуночи, и куда она ушла после того, как отпустила слуг. Это неизвестно. Ни у портнихи, ни в театре она не показывалась, сержант ручается за это.

— Нет-нет, это известно, — слабый голос Анри де Кастаньяка был еле слышен, — расскажите же им, Жоэль.

Аббат де Сен-Северен сообщил инспектору, что упомянутая особа после полуночи была у него. Все обернулись к аббату. Он не знает, сообщил отец Жоэль, в какое время она пришла, это может сообщить его дворецкий, Франческо Галициано. Они не договаривались о встрече, и по возвращении от маркизы де Граммон ему было сообщено, что некая женщина дожидается его в гостиной. Мадемуазель была обеспокоена тягостными предчувствиями перед своей свадьбой, задала несколько духовных вопросов и исповедалась. Вскоре она покинула его дом и направилась, как он понимает, к своему опекуну.

— Сказала ли она что-нибудь, что проливало бы свет на её гибель? — полицейский задал этот вопрос осторожно и весьма вежливо, отдавая дань уважения не столько духовному сану, сколько аристократической красоте и изяществу аббата и его полному спокойного достоинства поведению, — ведь мсье де Сен-Северен был единственным, кто вёл себя в мертвецкой как мужчина.

Аббат вздохнул.

— Думаю, что если я даже нарушил бы тайну исповеди и сообщил вам каждое слово, сказанное мадемуазель, вы едва ли извлекли хоть что-либо полезное. Она собиралась замуж и не ждала смерти.

— Согласен, — густым баритоном устало подтвердил Тибальдо ди Гримальди, — дорогой мы разговаривали о деталях свадебной церемонии, она спрашивала, приглашать ли на свадьбу старую графиню де Верней и посылать ли приглашение герцогу д'Арленкуру, интересовалась меню свадебного ужина. Никаких странностей я не заметил.

— Простите, мсье ди Гримальди, — в тоне полицейского снова звучало уважение, но теперь оно относилось к дорогому сюртуку банкира с шитым золотом позументом по краям обшлагов и драгоценной бриллиантовой булавке в шелковом галстуке, — а не заметили ли вы того раздражения в мадемуазель, о котором говорят слуги?