Мы — военные - [95]

Видно, заметил майор что-то во взгляде Коли. Его сухая рука в рыжих крапинках легла на раскрытый блокнот делегата.

— Значит, так: скажите, что наша радиотехническая рота готова выполнить любой приказ Родины. Это будет правильно и без особых там… обязательств. Ну, а ты, парторг, что молчишь? Что думаешь наказать нашему делегату?

— Я думаю… — Гарусов по-мальчишески озорно подмигнул Званцеву. — Я думаю, товарищ майор, с такой высокой трибуны надо говорить о самом главном.

— То есть?..

— Вот спросите у Ветохина, как его отделение и отделение младшего сержанта Калашникова стараются друг перед другом на большей дальности обнаружить воздушные цели, провести их лучше, без провалов при любых помехах. Так ведь, товарищ младший сержант?

— Так-то оно так, — признался Коля. — Только это ведь, как бы сказать… нелегально.

— Вот, вот! У нас солдат соревнуется с солдатом, расчет с расчетом, отделение с отделением, но все это как-то тайком, с оглядкой, словно воровским способом. А почему? Пора поднять вопрос о гласности социалистического соревнования в наших Вооруженных Силах! Хорошо, если бы наш делегат выступил и сказал об этом.

Лыков только рукой махнул, нахмурясь:

— Опять двадцать пять, за рыбу деньги… В армии иные стимулы, чем в гражданских условиях. У нас во главу угла положены уставы, присяга, приказы командиров, а не соревнование. Неужели это непонятно вам, друзья хорошие?

— Товарищ майор, — сказал Алексей, не надеясь склонить командира роты на свою сторону, — одно другому не противоречит, мы уже как-то говорили на эту тему.

— Мало ли что говорили!

Спор так и не закончили, но речь Ветохина была окончательно утверждена. Начиналась она таким торжественным вступлением:

«На берегах седой Балтики, среди песчаных дюн маленькой точкой затерялось наше радиотехническое подразделение. Но мы не чувствуем себя оторванными от Родины, нас постоянно согревает ее горячее дыхание. Преодолевая все трудности, мы бдительно несем службу по охране воздушных рубежей страны…»

Не терпится Коле еще раз от начала до конца перечитать запись своей речи. Ведь выступать-то не на ротном собрании, а перед всей Советской Армией! Обязательно надо еще раз прочитать. Но где? Куда спрячешься от друзей-товарищей? В библиотеку, может быть?

Библиотека, несмотря на поздний час, оказалась открытой, Маргарита Ефимовна, успевшая кое-как освоиться с общественной нагрузкой, лениво перелистывала какую-то книгу.

— Разрешите? — спрашивает Коля.

— Заходи, миленький, заходи!.. — Маргоша ложится грудью на стол. Рыхлое лицо ее словно патокой облили — такое оно становится сладкое. — В Москву, я слышала, собрался?

— Посылают, Маргарита Ефимовна.

— Какое великое счастье выпало тебе, Коленька!.. По магазинам там походишь, в метро покатаешься…

— Некогда, пожалуй, будет.

С позволения Маргариты Ефимовны он устраивается в уголке, у столика, на котором обычно Анисимов разбирает почту, и углубляется в чтение записей в своем блокноте.

А хорошо все-таки написана речь! Складно, черт возьми! Но придется ли выступить — вот вопрос…

Коля выходит из помещения. С запада, со стороны моря, тянет влажным ветром. Мороз и не чувствуется, хотя на небе кое-где мерцают крупные звезды. «Вон те три звезды, что расположились по прямой линии, как пуговицы на мундире, — думает Коля, — видны и у нас в Курской области, в колхозе «Заря коммунизма». Может, мама на них сейчас смотрит и думает о нас с Толькой. А может, и Нюшка Морева смотрит… Они и не подозревают, что я завтра уезжаю в Москву…»

Размышления Коли прерывает голос брата:

— Николай!

— Я.

— Где ты пропадал? Ищу, ищу тебя… Мечтаешь небось?

— Угу.

— О Москве?

— О разном… И о Москве, конечно.

— И о Нюшке?

— И о Нюшке, и о маме…

Откровенность брата обезоруживает Толю. Он молча прижимается к Коле. Так они и стоят, обнявшись, рядом, плечом к плечу. И кажется им, что не тучи плывут над ними, а сами они, Коля-Толя, несутся далеко-далеко под звездами, мерцающими в просветах между тучами, и сердца у них замирают радостно, как у открывателей новых миров.

ШТУРМ-ПОХОД

Вся Советская Армия следила за ходом совещания лучших своих представителей в Москве. Во всех военных округах, во всех частях и подразделениях нетерпеливо поджидали почтальонов со свежими газетами.

Еще более поднялась среди сослуживцев популярность и Степана Анисимова. Каждое его возвращение с почты из Долгово превращалось в своеобразный митинг. По всеобщему требованию Анисимов со своей кожаной сумкой, раздувшейся так, что не закрыть, сразу следовал в казарму, минуя библиотеку. Под жадными взглядами товарищей снимал он сумку с плеча и говорил свое обычное:

— А вот и мы! Посмотрим, кому что…

Однако письма от родных и близких, которые Степан имел в виду, адресаты не читали немедленно, как раньше, а совали в карманы — пусть временно полежат. Хватались прежде всего за газеты — «Красную звезду» и окружную — «За Родину»: ну-ка, что там на Всеармейском совещании отличников? Не поднимался ли на трибуну Николай Ветохин?

В первые дни читали газеты все одновременно, перебивая друг друга. Потом по совету Званцева навели порядок: последние новости поручали читать одному человеку с условием, чтобы делал он это «с чувством, с толком, с расстановкой». Почетные обязанности чтеца возложили на ефрейтора Анатолия Ветохина. Он имел на это полное право: во-первых, редактор стенной газеты, во-вторых, у него отличная дикция и, в-третьих, брат делегата — это надо тоже учитывать, в конце концов!