Мы — военные - [85]

«Не знаю, Виктор, как воспитала тебя армия, но боюсь, как бы после увольнения в запас не задурил ты снова. Поэтому настаиваю: как только демобилизуешься, сразу приезжай ко мне. Поверь, что целина для тебя будет хорошим продолжением армейской закалки. Люди нам здесь нужны позарез. Хочешь — за руль машины, хочешь — за рычаги трактора. Работа найдется по душе. Зимою будем вместе ремонтировать машины, жить будем вместе. Приезжай, Виктор! Если же надумаешь остаться на сверхсрочную — тоже благословляю. Но сомневаюсь: согласится ли командование? Ведь у тебя, насколько мне известно, и в армии дисциплина прихрамывает на обе ноги…»

Долго не мог заснуть в эту ночь ефрейтор Дзюба. Ворочался на соломенном матраце, ерошил буйную шевелюру. Здорово подковырнул Венька: «Согласится ли командование?» У Веньки, конечно, были все основания так говорить. Как зарекомендовал себя Виктор Дзюба в полку? С самой плохой стороны. А на изобретениях далеко не уедешь… Три года был разгильдяем, а потом установил насосик и всех умилил. «Ах, ах, оставайся, Виктор Иванович, на сверхсрочную». Раньше надо было думать! А что было раньше? Самовольные отлучки, ухарство, калымничанье во время рейсов, выпивки… Гауптвахта, отправка в отдаленную роту — на исправление…

А еще раньше что было? После того как погиб отец и умерла мать, околачивался около магазинов и кинотеатров, забирался в карманы разных растяп. Что могла сделать тетя Фрося, приютившая сирот? У нее работа на фабрике, свои дети — за всем не усмотришь, не разорвешься.

Вот Вениамин — тот как-то сразу себя нашел: ремесленное училище, завод, служба в армии, путевка на целину — ясная, прямая дорожка. А намного ли старше Вениамин? Каких-нибудь года на два. Но он казался Витьке совсем взрослым, когда в форме ученика ремесленного училища навещал тетю Фросю. В этой же форме приходил он и в отделение милиции хлопотать за Витьку, пойманного с поличным. Только глядя на брата, и пошел Виктор в ремесленное…

Трудно, ой как трудно себя переломить! Куролесил Виктор и в ремесленном и позже. В армии командирам кровь портил. Туго поддавался Дзюба воздействию, но все же поддавался. Спасибо командирам, старшим товарищам! И отдельно спасибо старшему лейтенанту Званцеву, который и характером и внешностью неуловимо напоминал Виктору старшего брата. Это он помог по-новому взглянуть на мир. И вот пришло время расставаться с командирами, с товарищами, с ротой, ставшей вдруг для него родной и близкой…

А что, если попроситься на сверхсрочную? Если оставят, из кожи вылезет Дзюба, а доверие оправдает! Вот фитиль будет Веньке! Так и напишет: напрасно, мол, вы сомневались, Вениамин Иванович!

Решение у Дзюбы созрело твердое и непоколебимое. Только бы оставили!

Он так и заснул, шевеля упрямыми губами. Видно, во сне доказывал Веньке, что совсем иным стал его младший братишка…

На второй день Лыков разговаривал по телефону с полковником Рощупкиным (повышение в звании тот получил одновременно с утверждением на должность командира полка). Речь шла о докладной, поданной ефрейтором Дзюбой.

— А как ваше мнение, Яков Миронович? — с хитрецой в голосе спросил Рощупкин.

— Я, товарищ полковник, не возражал бы.

— Но вы об этом ефрейторе не особенно лестно отзывались. Помните, просили убрать его из роты? Не так ли?

— Было такое дело. Погорячился тогда. Приходится, Борис Федорович, переоценивать ценности. Ничего не имею против, если останется Дзюба старшим электромехаником. Мне на этой должности положен сверхсрочник.

Некоторое время полковник Рощупкин не отзывался. В трубке слышались приглушенные голоса. По отдельным словам, которые улавливал Лыков, можно было понять, что командир полка с кем-то советовался о докладной ефрейтора Дзюбы. Догадался: с подполковником Ворониным. Потом полковник спросил:

— Вы слушаете, Яков Миронович? А как на это реагирует Званцев?

— Поддерживает и одобряет. Это же его крестник.

— В таком случае будем оформлять вашего Дзюбу на сверхсрочную. Только уж придется ему, если на то пошло, предварительно еще одну полоску на погоны нашить.

Так бывший «трудный» солдат стал младшим сержантом сверхсрочной службы. Жди теперь восторженного письма, старший брат!

…А уволившиеся в запас прощались с ротой. Последний раз посетили они свой маленький солдатский клуб, последний раз с чувством сожаления, умиления и легкой грусти смотрели на невысокий настил простенькой солдатской сцены, на самодельные скамейки с залоснившимися сиденьями, на люстры с матовыми абажурами, плохо прикрывавшими лампочки.

Здесь в ротном клубе майор Лыков вручил им похвальные грамоты, а затем произнес напутственную речь.

— …Не забывайте Малых Сосенок, родное подразделение, — уже не приказывал, а просил он. — Помните, что в случае чего ждем вас снова. Пишите, как и где устроитесь работать, как помогает вам в жизни военная закалка. Обязательно пишите! А то бывают такие: уволится — и как в воду канул. Вот так, други мои. От всей души желаю вам счастья-удачи на трудовом поприще!

От имени тех, кто, отслужив срок, выбывал из роты, слово взял сержант Савицкий. Он развернул было бумажку, но заранее приготовленная речь показалась ему очень громкой, напыщенной. Незаметно свернул бумажку вчетверо и отодвинул от себя.