Мы — военные - [79]

— Алеша, а ведь мне надо идти в колхоз. Сегодня у меня первое занятие с молодежью.

— Ненастье на улице…

— Это ничего…

ЗЛОСЧАСТНЫЙ АБАЖУР

Все началось с абажура. Как ни был удручен Григорий Захарчук неожиданной смертью Крупени, он согласился с доводами жены: конечно, живой должен говорить о живом. Он поднял голову, посмотрел на голую, засиженную мухами лампочку и сказал:

— Ты права, Нинок: без абажура в квартире неуютно. К тому же октябрьские праздники приближаются… Нужен абажур. Какого цвета лучше?

— Известное дело, оранжевый — самый нежный.

Григория приятно удивила рассудительность Нины. «Все наладится, все войдет в норму», — с чувством отрадного успокоения подумал он. Оранжевый абажур, как символ семейного благополучия, казался теперь ему совершенно необходимым.

— В воскресенье поедем в Долгово и купим, — сказал он.

— Ты с ума сошел! — воскликнула Нина. — Ждать до воскресенья… Умереть можно. Поедем сейчас!

— Ну что ты! Сейчас у меня занятия с операторами.

— Все занятия и занятия… — разочарованно протянула Нина. Она капризно надула губы, исподлобья глядя на мужа. И вдруг тряхнула кудряшками: — Ладно, поеду одна. Заодно и продуктов надо купить.

Нет, не собиралась Нина Васильевна совсем убегать из дому в этот день. После встречи Дуняши она как будто притихла, но ее угнетали и низкие серые тучи, набухшие влагой, и потемневшие деревянные постройки городка, и солдаты в еще помятых шинелях. Ой, скучно и нудно!..

Чтобы развлечься чем-нибудь, она начала было убирать в комнате, но тут же прекратила это дело: без абажура все равно не квартира, а казарма.

И она отправилась в Долгово за абажуром.

В районном универмаге Нина совсем неожиданно, лицом к лицу столкнулась с Ленкой Моховой, той самой, которая была ее закадычной подругой и заводилой всех вечеринок и пикников. От радости Нина выронила из рук оранжевый абажур.

— Ленка! Откуда же ты взялась?

Тут же у прилавка, в тесной толкотне, они целовались, трясли друг друга, обменивались радостными, бессвязными восклицаниями.

Когда первые приступы восторга миновали, Мохова объяснила, что приехала в Долгово с дефицитным товаром.

— Да-да, не удивляйся: с дефицитным. В Риге можно и дорогое шелковое белье достать, и нейлон, и что хочешь. А здесь днем с огнем не найдешь. Если работать с умом, можно озолотиться.

Потом они зашли в кафе, заняли столик в углу. Ленка заказала пирожное и шоколадный ликер. Острым носом водила по сторонам, словно принюхиваясь, нет ли опасности. Тискала руку Нины и повторяла шепотом:

— Честно тебе говорю, озолотиться можно! Дура я, что раньше про это не знала… А ты присохла тут. Подумаешь, купила абажур за четвертную… Да мы с тобой хрустальные люстры повесим! Только оставь ты свою дыру. Подключайся ко мне, на пару будем работать.

— Спекулировать?

— Тихо!.. Зачем громкие слова? Будем жить, как баронессы. Между прочим, тебя Закман часто вспоминает… На днях у него был день рождения, приглашал. Вот живет человек! Не зевай, Нинка!.. Ты можешь над ним власть иметь.

От ликера у Нины приятно кружилась голова. То, что предлагала Ленка, представлялось чем-то сказочно-красивым, необыкновенным.

А как же Григорий? Да что с ним случится! По-прежнему будет возиться со своими солдатами. Ему не до жены, у него вечные занятия. А ты сиди в четырех стенах, как птица в клетке. Что она увидит, возвратясь к Григорию? За окном осенний ветер деревья раскачивает, за их стволами мертвые песчаные холмы стынут… Ворона летит как-то боком, ветер ерошит на ней перья, а она каркает над прижавшимися к земле деревянными домиками… Тоскливо!..

— Поедем, Нинка, в Ригу, — нашептывала Ленка. — Ведь ты же отлучалась сюда временно… Помнишь?

И Нина решилась. Пусть знает Григорий, пусть знает замполитша Томка, пусть все знают, что Нина Васильевна не какая-нибудь болтунья, а женщина с характером! Раз сказала, что уедет, значит, уедет. Твердость и последовательность во всяком деле прежде всего.

По совету Моховой она решила потихоньку забрать свое барахлишко, оставить на видном месте писульку — и обратно, в Долгово. Мохова будет ждать возле универмага.

К своему дому Нина подкралась со стороны солдатского парка, сделав вокруг городка большой крюк. Однако предосторожность оказалась излишней: вокруг было пусто, а двери плотно закрыты. Где же народ? Несмотря на свою решимость, Нина чувствовала себя преступницей. Частые удары своего сердца принимала за чьи-то торопливые шаги и испуганно вздрагивала.

На крылечке немного постояла, чтобы успокоиться. Чего же она дрожит, трусиха несчастная? За ней не следят, никто ее не видит. Замполитша, наверное, закрылась с Маргошей в библиотеке, дела ей передает, на путь истинный наставляет. Ольга Максимовна с Дуняшкой на похоронах в Солнечном. Марья Ивановна со Светланой, скорее всего, в овощехранилище — вместе с солдатами картошку перебирает. Охота же ей возиться возле чанов и закромов!..

Ну, господи благослови!

Собиралась Нина торопливо. Как попало засовывала в чемодан свои платья, белье, ненужное отбрасывала в сторону. Скорее, скорее!..

Выходя из квартиры, вспомнила про записку Григорию. Под руку попался огрызок карандаша. На чем написать? Из сумки вынула помятый лист оберточной бумаги, разорвала его пополам, разгладила ладонью кое-как половину. Написала размашисто и неровно: