Мы — военные - [67]

— Веселой жизни, наверное. Не нравится ей в Малых Сосенках, снова, говорят, в Ригу собирается.

— А там что?

— Там ей раздолье — гуляй не хочу. Там, брат, пижонов полно.

Васин пожал плечами, глубоко втянув в них голову. Он скорчил гримасу, выражающую крайнюю степень недоумения.

— Не понимаю!.. Чем ей плох лейтенант Захарчук?

— Может, и не плох, только одного ей, значит, мало. Вот тебе и Нинок… Смотри, наши бегут!

Солдаты поднялись с бревна и поспешили к повороту тропинки следить за тем, чтобы спортсмены бежали строго по маршруту.

— Умереть можно! — трагическим шепотом проговорила Нина, обхватив руками голову. — Чего только они на меня не наговорили, паразиты… Ты слышала? Надо же придумать такую чушь!

Тамаре неудержимо хотелось рассмеяться, но она боялась этим обидеть подругу. Сказала сдержанно:

— Зарекомендовала себя сама… Фотографировать будешь? Смотри, к ручью приближаются.

— Не могу, Томка, у меня от злости руки дрожат. За кого они меня принимают? Умереть можно!

— Тише!.. Дай сюда аппарат.

Лидером кросса оказался лейтенант Захарчук. Поджарый, сухой, он легко и сильно, как пружина, отталкивался от земли. Тамара засняла его именно в тот момент, когда он, балансируя руками, перебирался через ручей по стволу березы.

— Хороший кадрик будет, — сказала она, стараясь развеселить подругу.

Однако у Нины пропал интерес к снимкам. Проводив глазами Григория, она сказала не столько со злостью, сколько с насмешкой:

— Видели, как орудует локтями! Измученный, истерзанный… Пойдем отсюда, Томка, опротивело мне все на свете!

Покинув «засаду», они углубились в лес. На маленькой полянке, где ветви деревьев образовали зеленый купол, Нинок бросилась в густую, спутанную траву, так и не дождавшуюся косы, легла на спину и закрыла глаза. Тамара села рядом. Былинкой она отгоняла от подруги назойливую осу.

Нина лежала не шевелясь. Солнечные зайчики скакали по ее низкому лбу, вздернутому носику, маленькому острому подбородку. Рот у нее был полуоткрыт, обнажались мелкие, редко посаженные зубки. Она напоминала маленького злого хищника, попавшего в капкан.

— Ты небось тоже обо мне думаешь, как солдаты? — спросила Нина, не поднимая подергивающихся век.

— Не совсем так, но…

— Говори прямо, не стесняйся.

— Солдаты во многом правы.

Нина порывисто поднялась, так же порывисто обняла Тамару.

— Скучно мне тут, подружка, ох как скучно! Скажи, что мне делать?

— Ты же нашла себе занятие…

— Художественная самодеятельность? Ну ее к черту! Когда я просто пою или танцую с солдатами — ничего, а как вспомню, что это общественная работа, а не развлечение, так вяну, как вот эта травка.

— Чего же тебе хочется?

— Сама не знаю… Непутевая все-таки я. Зачем ты меня притащила сюда? Просторной жизни хочу я, чтобы птицей свободной быть — вот чего я хочу!

— Птицей!.. — укоризненно покачала головой Тамара. — А ты знаешь, что птица тоже гнездо себе вьет, пищу добывает, птенцов выводит?

— Ты не можешь без агитации… Давай лучше споем.

И, не дождавшись согласия Тамары, затянула:

Что стоишь, качаясь,

Тонкая рябина,

Головой склоняясь

До самого тына?..

Хорошо поет голосистая Нина — на весь лес эхом разносится грустная песня. Тамара слушала, слушала и тоже запела.

…Братья Ветохины отличились в кроссе, оба уложились в нормы второго спортивного разряда. Майор Лыков, который был главным судьей соревнований, поздравил их и разрешил отлучиться на речку.

Они шли к Вилюшке напрямик, лесом. Поясные ремни и гимнастерки несли в руках. Вдруг братья услышали женские голоса.

— Тамара Павловна с Ниной, — определил Толя.

— Вроде они, — согласился Коля.

Осторожно выглянули из-за куста можжевельника. На поляне, обнявшись, сидели Тамара и Нина. Покачиваясь в такт песне, они тянули «Тонкую рябину».

КИРПИЧИКИ

Песок, песок и песок… Чуть свернешь с деревянного настила — и ноги вязнут в пыльном песке. Сапоги можешь чистить сто раз в день — все равно бесполезно. Машине и три не сладко. Едва выведет Марченко из гаража свой газик, как он начинает надрывно выть и буксовать в песке.

Зашел однажды старший лейтенант Званцев в кабинет к командиру роты. Сумрачно взглянул на свои хромовые сапоги и сказал:

— Кончать надо, Яков Миронович, с этой дьявольской Сахарой.

Лыков почему-то был не в духе. Нервно пробарабанил по краю стола, словно аккорд взял.

— Это что, — насмешливо спросил он, — ночная кукушка свой директивы дает?

— Кукушка, не отрицаю, воздействовала, — признался Алексей. — Но и мы с вами, Яков Миронович, свою голову имеем. Разве не ясно, что в благоустроенном городке жить и работать приятнее? Пожалуй, и настроение реже портилось бы.

— Давай, замполит, без намеков… А с этой затеей ты зря. Тоже мне трест коммунального хозяйства! Нет у меня рабочей силы для того, чтобы мостовые строить и газоны разбивать.

— У нас целая рота.

— Роту не трогай. Не могу я отрывать солдат от занятий. Генерал Дремин указывал на недостатки в учебе и службе, а мы… Да ты что, сам, что ли, этого не разумеешь?

— Разумею. Но солдаты учатся и несут службу не двадцать четыре часа в сутки.

— Значит, за счет отдыха? Не тебе бы, политработнику, это говорить и не мне бы, командиру, слушать. Не пройдет этот номер. Твой же подполковник Воронин меня за кадык возьмет.