Мы — военные - [147]
А Шурыгин вдруг положил руку ему на плечо и сказал:
— Если просто так, пройдемся вместе.
— Хорошо, — пробормотал солдат.
На окраинной улице было немноголюдно и тихо. Летний день клонился к вечеру и терял свою яркость. Наверное, от этого он показался Линькову необычайно красивым и ласковым. А Семен Шурыгин, не замечая земной красоты, шагает по улице, несет под мышкой продукты, украденные со склада воинской части… И он, Василий Линьков, поступает недостойно. Намереваясь изобличить вора, лицемерно разговаривает с ним о том, о сем. Фу, как противно!
Неожиданно для самого себя Линьков тронул сержанта за локоть, волнуясь, проговорил:
— Товарищ сержант, а я ведь знаю, что у вас в газете завернуто.
— Неужели? — Сержант, не останавливаясь, довольно похлопал по свертку.
— Знаю. Я давно за вами наблюдаю.
— Ишь ты, какой следопыт! А куда иду, тоже знаешь?
— Пока нет…
— Ну уж ладно, как земляку, скажу по секрету. Есть, брат, у меня одна знакомая — славная девушка. Она мне во всем помогает. Вот сейчас к ней путь и держу.
Линьков промолчал. Он просто не знал, что ответить на такое откровенное признание сержанта. Ведь надо же: хвастает, что девушка помогает в воровских делах! И таким тоном, будто она с ним в космос летит!
Не замечая смущения солдата или притворяясь, что не замечает, сержант предложил:
— Зайдем вместе, познакомлю. Она тут недалеко живет.
По мысли Линькова, все складывалось как нельзя лучше. Он пойдет вместе с Шурыгиным, узнает, где живет его сообщница. А потом обо всем доложит командиру полка. Тот примет необходимые меры, и Шурыгин попадется.
Они поднялись на четвертый этаж. Сержант осторожно нажал на черную кнопку звонка. Послышался стук каблучков, и дверь распахнулась. На пороге стояла невысокая светловолосая девушка в черной юбке и белой блузке — очень миловидная.
— Проходите, пожалуйста, — сказала она с заметным акцентом.
Шурыгин мягко подтолкнул земляка к хозяйке квартиры:
— Познакомьтесь.
Девушка назвалась Лаймой. Ее маленькая рука показалась Линькову довольно сильной.
— Спортом занимаетесь? — спросил он.
— Занимаюсь. Как вы узнали?
— Узнал…
— Он великий следопыт, — с усмешкой пояснил сержант, кладя на стол сверток.
Лайма посмотрела на сверток, потом перевела многозначительный взгляд на Шурыгина, Наблюдательный Линьков отметил и это.
— Принес? — спросила Лайма.
— Принес, — смущенно ответил бойкий сержант и покосился на Линькова. — Не знаю, угодил или нет, но… старался.
— Показывай.
Линьков едва переводил дух, следя за пальцами Шурыгина, которые неторопливо разворачивали сверток. Что в нем?
По мере того как раскрывалось содержимое пакета, на лице Линькова появлялось недоумение, удивление. Да что же это такое? Книжка, еще книжка… Общая тетрадь, несколько маленьких синих блокнотов. Линейка, транспортир, карандаши… Чудеса в решете!
Лайма бегло просмотрела тетради с какими-то чертежами и математическими формулами.
— Что ж, сделано чисто, — одобрила она. — Посмотрим, насколько правильно. Однако сначала чаю попьем. Извините, мама в деревню уехала, в гости. Так что я — как это называется? — главнокомандующая.
Она ушла на кухню, откуда вскоре послышалось позвякивание тарелок. Вася Линьков стоял у этажерки, смущенный, растерянный, недоумевающий. Запинаясь, он заговорил:
— Ничего не понимаю, товарищ сержант. Как же это? Честно признаться, я… В общем, не стоит говорить…
— О чем? Да у тебя, брат, уши малиновые! Что с тобой?
— Просто так…
— Признавайся! — потребовал сержант.
— Нехорошо я подумал о вас. Вижу, каждый день со свертком уходите. В общем, имел подозрение, что вы продукты со склада…
— Ворую, что ли?
— Вроде того…
— Да ты что?!
Цыганские, слегка навыкате глаза изумленно и зло уставились на солдата. Потом они заискрились весело и озорно. И тут же снова стали серьезными.
— Эх, Вася-Василек! О человеке по прошлому судишь. А прошлое-то у меня в душе перегорело, даже пепла не осталось. Настоящее надо видеть, земляк, и будущее. Вот закончится моя сверхсрочная — в институт подамся. Лайма меня готовит, помогает. Она ведь на втором курсе педагогического…
Линьков краснел и бледнел. С трудом выдавил из себя:
— Простите, пожалуйста.
— Ладно уж, чего там! У тебя свои основания были.
— А Лайма знает?
— Про Шурыгу-ворюгу? Знает, все знает. Лайма, она…
Он не закончил фразы. Девушка появилась в дверях. В руках у нее была аппетитно шипящая сковородка.
— Обо мне? — спросила девушка, видно услышав свое имя.
Шурыгин лукаво подмигнул Линькову: не робей, мол, все будет в порядке:
— Просто беседуем с земляком, — пояснил он.
— С земляком? А что такое земляк?
— Это значит… Как бы тебе объяснить… Это значит, человек из одной с тобой местности. Вот мы с Василием оба со Смоленщины, из одного села. Ну, с одной земли, что ли.
— Ага, теперь понимаю. Мы с вами живем на советской земле. Выходит, мы земляки?
— Выходит, так.
Все рассмеялись, и неловкость, которую до сих пор чувствовал Линьков, неожиданно исчезла. Ему почудилось на миг, что он дома, что не латышская девушка Лайма, а его сестра Лена подает на стол.
В уютной чистенькой комнатке они ели яичницу-глазунью, пили чай с домашними сушками. Угощая гостей, Лайма проверяла тетради Шурыгина. Она хмурила светлые брови, деловито постукивала карандашом по столу. Но суровость ее была напускной. Линьков заметил: когда она встречалась взглядом с Семеном, ясные глаза ее загорались невыразимой солнечной нежностью. Вечером вместе с гостями Лайма дошла до скверика и, распрощавшись, заспешила к автобусной остановке встречать мать. Шурыгин долго смотрел ей вслед, а затем спросил у Линькова:
Центральное место в сборнике повестей известного ленинградского поэта и прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР Глеба Горбовского «Плач за окном» занимают «записки пациента», представляющие собой исповедь человека, излечившегося от алкоголизма.
Книга «За колючей проволокой» написана на материале из гражданской войны участником похода конного корпуса Гая на Варшаву. В первой части автор — бывший партизан, боец одного из лучших полков Красной армии — рисует боевую походную жизнь одного из конных полков корпуса Гая во время похода на Варшаву. Вторая часть книги дает картину жизни «за колючей проволокой» — в плену.
Минуло двадцать лет, как смолкли залпы Великой Отечественной войны. Там, где лилась кровь, — тишина. Но победу и мир надо беречь. И все эти годы днем и ночью в любую погоду пограничные дозоры чутко слушают тишину.Об этом и говорится в книжке «Дозоры слушают тишину», где собраны лучшие рассказы алма-атинского писателя Сергея Мартьянова, уже известного казахстанскому и всесоюзному читателю по книгам: «Однажды на границе», «Пятидесятая параллель», «Ветер с чужой стороны», «Первое задание», «Короткое замыкание», «Пограничные были».В сборник включено также документальное повествование «По следам легенды», которое рассказывает о факте чрезвычайной важности: накануне войны реку Западный Буг переплыл человек и предупредил советское командование, что ровно в четыре часа утра 22 июня гитлеровская Германия нападет на Советский Союз.
В повести и рассказах В. Шурыгина показывается романтика военной службы в наши дни, раскрываются характеры людей, всегда готовых на подвиг во имя Родины. Главные герои произведений — молодые воины. Об их многогранной жизни, где нежность соседствует с суровостью, повседневность — с героикой, и рассказывает эта книга.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.