Мы вдвоем - [20]

Йонатан подумал, что сестра заблуждается, считая, что у него все под контролем и стоит ему нажать на нужную кнопку, как все уладится и забудется только потому, что Ноа говорит «некстати».

— Так что, брат, не забудь мне сообщить, как все продвигается, — и она, как обычно, отключилась, не прощаясь.

После разговора с Ноа — когда у Мики наступало обострение, они чаще перезванивались — Йонатан пришел посидеть с Алисой на красном диване. В этот раз они планировали посмотреть «Медузы» Этгара Керета и Ширы Гефен. Ноа специально позвонила Алисе сказать, что это отличный фильм, поднимающий экзистенциальные вопросы, о которых не принято говорить, и что они непременно должны его посмотреть.

Йонатан знал об их с Алисой планах на вечер и, кроме того, понимал, что равновесие в их семье еще непрочно и его легко нарушить, но у него не оставалось выбора. Ему было просто необходимо избежать просмотра фильма — только раз, честное слово, только в этот раз. Не мог он найти в себе силы делать вид, что следит за сюжетом, не относящимся к его жизни и его глубинам. Ему не хотелось и притворяться перед своей Алисой, прикидываться, что фильм его занимает.

Его вдруг посетила очень странная мысль. Вот бы снять номер в гостинице — только на эту ночь.

И просто выспаться. Не смотреть на огромный плазменный экран, висящий напротив кровати, не отдергивать занавеску, чтобы поглядеть на ночной пейзаж и вообразить, каким он предстанет утром, не бежать проверять, готов ли ужин и какие сорта сыра уже разложены на буфете. Просто улечься на белую постель, распластаться по диагонали, как он любит, и заснуть. Вот и все. У него не было сил на Мику и Микины выверты, грозящие затопить его целиком, он хотел полного покоя, чтобы никто не знал, где он, и не задавал назойливых вопросов, чтобы ему не приходилось отвечать и защищаться. Он просто выключит мобильник, усмирит бурю, качающую его утлую, дырявую лодку, и будет спать, и спать, и спать.

Но, понимая, что выбора нет, он подошел к Алисе и сказал ей принужденным тоном:

— Ну, давай смотреть фильм, — зная, что она заметит нежелание в его голосе.

Действительно, как только он к ней приблизился, Алиса закуталась в пуховое одеяло — «мое приданое», как она его в шутку называла, — оставив для обзора лишь небольшую щелочку.

— Боюсь, — сказала она.

— Чего, Лисуша? — спросил он.

— Сейчас — всего, — ответила она, еще надежнее прячась за пуховой «стеной».

— Я вижу, и мне больно от этого. Но как бы ты поступила, будь ты мной? — спросил он напрямик. — Допустим, ты сейчас Йонатан, и у тебя есть любимый брат по имени Мика, и этот брат уже на грани, он мчится по наклонной и вот-вот разобьется, что бы ты стала делать, Алиса? — Он на секунду замолчал, взглянул на нее и добавил: — Ведь о нем совершенно некому позаботиться.

В ответ на его попытку примирения Алиса изогнулась, как серп, тронула свадебное кольцо на пальце, обратила взгляд на своего мужчину, тонущего, по ее мнению, в зыбком болоте, и произнесла:

— Йонатан, мне больно тебе это говорить, но я прежде всего боюсь за тебя, и мне важно, чтобы ты берег себя, дорогой мой. — Она сделала небольшую паузу после слова «мой». — Я хочу быть твоей крепостью, хочу защищать тебя от мира, от всего, что тебе угрожает. Потому что в последнее время ты совсем плохо выглядишь и такими темпами можешь сам двинуться умом, как Мика. Мне очень страшно, потому что ты похудел и выглядишь изможденным, а ведь именно сейчас ты должен взять себя в руки и перестать играть роль его отца. Посмотри, что происходит: ты забросил йогу, еле успеваешь подготовиться к урокам для Бецалели, почти не ешь нормально. Сколько можно? Я тебе честно скажу: мне это не подходит, да и, правду говоря, вся твоя помощь ему вовсе не помогает, это как строить замок на воде, и снова строить, и снова, а он никогда не перестанет тонуть и не останется на плаву. Это болезнь, от которой не выздоравливают, и, между нами говоря, нечем тут помочь. Я хочу быть той стеной, которая остановит тебя прежде, чем с тобой случится беда. — Она еле сдерживала подступающие слезы, готовые вот-вот хлынуть из ее глаз.

Глядя на Алису, Йонатан почувствовал себя обманутым, а кроме того, его очень испугал напористый и лишенный сочувствия монолог, который обрушила на него любимая женщина. Да, любимая — ведь ощущение предательства может вызвать только человек, которого мы любили до беспамятства. Он снова и снова проигрывал внутри себя ее слова, запускал и останавливал, всматривался в них огромными перепуганными глазами ребенка, знающего, что слова беспощадно заставляют взрослеть. Вновь и вновь он слышал эти слова, представляя, что внимает старухе, требующей от пожилого мужа оставаться в форме, не забрасывать свое дряхлеющее тело, сохранить, вопреки недоброжелательным взглядам, остатки былой молодости.

Но может быть, она действительно ревнует, прошептал он сам себе. Поступает так только от любви. Действительно боится, что его силы иссякнут в бесконечной операции под названием «Мика» и у него не останется сил на их новое «вместе» и особенно на приближающееся семимильными шагами отцовство, которого он страшится. Быть может, его участие в Мике маскирует панику перед появлением ребенка, неизбывный страх стать родителем.