— Я не отсутствую.
— Максим отсутствует! — громко, на весь класс, говорит Оксана; Оля, довольная, прыскает: всё-таки Оксана умеет здорово поддеть кого надо.
Людка что-то шепчет Серёже, хотя сидит от него через проход. Таня ничего этого почти не замечает. Раньше она бы ужасно переживала — почему Оксана меня не любит? Что я ей сделала? Теперь это не имеет никакого значения.
Я сижу в классе на последней парте, я уже привыкла за эти недели здесь сидеть. А ребята привыкли ко мне. Когда надо — замечают, а когда не надо — не замечают меня. Сегодня не замечают, пишут свой диктант. Писать диктант — дело ответственное, они сосредоточенны. Но как много дел иногда человек может делать одновременно. Вот Таня — она пишет диктант и напряжённо следит за дверью. Оля пишет диктант, а сама поглядывает в зеркальце, которое пристроила за книгой на парте. Серёжа пишет, а сам вертится, не спокоен он сегодня. Вовка помогает себе кончиком языка, но успевает сообщить кое-кому, что тот человек — Жиртрест, и пусть только выйдет из школы.
— Пишите внимательно. И не заглядывайте в чужие тетради. Савёлова, к тебе это тоже относится. Списывать — это добавлять к своим ошибкам ещё и чужие.
Честно говоря, Нина Алексеевна произносит эти слова по привычке. Она хорошо знает, что в чужие тетради всегда заглядывали и будут заглядывать до тех пор, пока будут на свете существовать ученики, и тетради, и диктанты, и контрольные, и упражнения, и примеры.
— «Мороз и солнце. День чудесный», — диктует Нина Алексеевна.
Таня пишет, старательно выводит букву за буквой. Где же он может быть? Заболел? Ходит в свой дурацкий бассейн, а на улице зима, ветер каждый день. В той школе учительница тоже так говорила: «Списывать — это к своим ошибкам добавлять чужие». Почему-то учителя часто говорят совершенно одинаковые фразы. Может быть, этим фразам специально учат в педагогическом институте? А может быть, Максим всё-таки придёт?
— «День чудесный», — почти по слогам повторяет учительница.
— Тань, Тань, — шепчет Серёжа и тычет рукой в спину, — после сэ надо тэ? Чудесный. А, Тань?
— Нет, не надо.
— «День чудесный»… Кузнецова, выйдешь за дверь. «Ещё ты дремлешь, друг прелестный. Пора, красавица, проснись…»
Урок как урок. Этим он и интересен, по-моему. Особенное, необыкновенное встречается в жизни не так уж часто. Да и что считать особенным? Пожар? Наводнение? Землетрясение? А простой школьный урок — сколько в нём событий. Один человек учит, другие люди учатся. Думают. Какое прекрасное занятие — думать. А ещё они все друг к другу как-то относятся. И кто-то кому-то помогает, а кто-то кому-то не хочет помогать. И один поглощён сегодня диктантом, а у другого никак не думается о правописании непроизносимых согласных в слове «солнце», «прелестный», «лестница». А о чём думается? Вот в этом-то всё и дело.
Я люблю сидеть на уроке в своём пятом классе. В своём, конечно. Я не учитель, и в этом смысле он мне не свой. Это класс Нины Алексеевны, она их учительница, классный руководитель. Но я привыкла к этим детям и много знаю про каждого из них. Что-то сама увидела. О чём-то догадалась.
А что-то они сами рассказывают. Конечно, мне хочется знать о них гораздо больше — это ведь не просто так, знакомство. Эти ребята — герои моей повести, близкие мне люди. И мне надо понять их до тонкости, чтобы потом и читатель смог их понять, полюбить, открыть что-то в них, в жизни. А когда кому-нибудь из них трудно, я хочу им помочь. Иногда могу помочь, а иногда не могу.
Ну вот, например, сегодня. Почему не пришёл в школу Максим? Вчера вечером он был совершенно здоров, таскал на поводке по дворам свою гиену. Малоприятное существо эта гиена. А что я могу поделать, если Максиму она нравится? Спрятал её в штабе, а сам пошёл домой. Но сегодня-то что с ним случилось? Я пока не знаю этого и беспокоюсь. Конечно, вы можете мне возразить: раз я автор этой повести, должна всё знать заранее о своих персонажах. А если не знаю — могу сочинить кое-что. Ну, предположим, могу написать, что пошёл Максим к зубному врачу и к третьему уроку появился он, держась за щёку. Таня сразу просияла. И всё опять хорошо в её жизни. Максим здесь, и сразу солнце светит ярче. Но что же делать, если у Максима не болят зубы? Значит, я не могу отправлять его к зубному врачу. Я хочу рассказывать в этой повести только правду. Только то, что было на самом деле.
А правда такая.
Печальными глазами смотрит на дверь Таня. Она всё ещё надеется — придёт. И уже чувствует — не придёт. Нет, не придёт. Не бежит он по улице, не скользит по раскатанным ледяным дорожкам. Не взбегает по школьной лестнице. Не появится сейчас на пороге класса и не скажет: «Нина Алексеевна, я к зубному ходил».
Ничего этого не будет. И Таня не хочет больше смотреть на дверь. Зачем ей нужна дверь, в которую не войдёт он?
Почти вся литература мира написана про любовь. Я смотрю на Таню в это утро, и мне кажется, что все трагедии любви состоят в одном и том же: кто-то ждёт, а кто-то не приходит. Вот и всё. Это и есть самое тяжёлое: ждать, терять надежду, мучиться. Все герои всех книг на свете ждали того, кого любили. И страдали, если не могли дождаться.
