Мы умели верить - [122]

– Я рад возможности обратиться ко всем вам, – начал Донован.

Но Йель охладил его пыл, сказав:

– Завещательный дар – это дело решенное. Отменить его не получится.

Вклинился Герберт Сноу с юридической терминологией, и пока он говорил, Йель переглянулся с Сесилией. У нее был такой вид, словно она готовилась к расстрелу. Они виделись накануне, когда Йель заглянул к ней после звонка доктора Ченга и поделился новостью, и она обняла его, мягко похлопывая по спине. «Теперь тебе просто нужно следовать тем же курсом», – сказала она.

– Меня выставили дураком, – сказал Донован. – Я даю деньги этому университету, я сижу в этом совете, а благодарности особой не вижу. Одной из немногих наград, что мне обещали в обмен на мое значительное время и работу, это какое-никакое влияние. Так вот, я не из тех, кто сует нос в учебный план. Я не собираюсь, к примеру, возмущаться, если вы повесите у себя в галерее обнаженку. Но я должен быть в состоянии, как человек слова, дать обещание другу и знать, что я могу проследить за выполнением этого обещания. Что моей просьбой не пренебрегут. Теперь я выгляжу дураком в глазах друга, моего делового партнера, и это, мягко говоря, заставляет меня задаться вопросом о моих отношениях с университетом в целом.

Йель хотел понять, может ли Сесилия говорить, но вид у нее был опустошенный. По-видимому, она уже сказала все, что могла, у себя в кабинете.

– Я беседую с мисс Пирс, – продолжал Донован, – и полагаю, что все под контролем. Затем я узнаю от моего друга Фрэнка, что заключили сделку, он очень расстроен, но говорит: Ты сделал, что мог, все кончено, пусть так и будет. А затем. Затем! В этот выходной мне звонит Фрэнк, который узнал через дочь, что вы оцениваете эти картины в миллионы долларов.

– Мистер Донован, – сказал Билл, – я понимаю вашу озабоченность. Но теперь эти три миллиона долларов перешли в собственность Северо-Западного.

Йель закашлялся, как заведенный, тщетно пытаясь глазами дать Биллу понять, что этого не надо было говорить. Йель впервые слышал о трех миллионах. Должно быть, внес свою лепту эксперт по Сутину. Неудивительно, что брови Донована поднялись выше лба. Он мотнул головой в сторону Сесилии.

– Вы не поделились со мной этой цифрой.

– У меня не было этой цифры, – сказала она.

– Эти три миллиона долларов по праву принадлежат моему другу, Фрэнку Лернеру.

– Эмоции захлестывают, – сказал Йель, – но послушайте, мы в восторге от этого собрания. Мы намерены обнародовать это в течение недели или двух, и вы получите особый доступ.

Донован, не слушая его, обращался к Сесилии:

– Если эти люди не в состоянии ничего решить, я не знаю, зачем вы меня сюда притащили.

Так это была идея Сесилии? Это она вручила Доновану телефон и сказала позвонить Йелю?

– Она здесь совершенно ни при чем, – сказал Йель. – Нора Лернер связалась со мной, и это я занимался ее даром. Честно говоря, начиная с этого момента, мы не посвящали мисс Пирс в происходящее. Она на каждом шагу заботилась о вас и ваших интересах.

Сесилия приложила руки к щекам, глядя на него, и он не мог понять, пыталась ли она предупредить его или поблагодарить. Йель надеялся, что теперь Билл что-нибудь скажет в его поддержку, но Билл рассматривал свои колени. Герберт Сноу что-то писал. Йель понял с содроганием, что он записывает его слова о том, что он ввел в заблуждение Сесилию.

– Учитывая, с каким пониманием вы относитесь, – сказал Йель, – мы, пожалуй, могли бы устроить выставку в частном порядке, для вас и ваших избранных друзей. Можно сделать это поскорее или после того, как экспозиция будет полностью сформирована. Шампанское и hors d’œuvres в галерее. Как вы на это смотрите?

Донован встал.

– Я нанесу визит ректору. И я думаю, людям будет очень интересно узнать эту историю. У меня, между прочим, несколько друзей журналистов.

Йель тоже встал, опередив на миг остальных. Он достал из кармана свою визитку.

– Пожалуйста, поймите, что приобретением занимался я и что мы действовали вопреки указаниям мисс Пирс.

– Это мы, – сказал Билл, – включает меня. Если вы собираетесь на кого-то жаловаться, пожалуйста, жалуйтесь лично на меня. Йель тоже действовал…

Йель поднял руку, чтобы остановить его.

– Это был мой проект, – сказал он. – Мы не сделали ничего неэтичного или незаконного, но всякий гнев должен быть направлен на меня.

Было бы бесчестным позволить Биллу принять на себя удар. Особенно учитывая, что это Йель прокололся в Висконсине, потому что был слишком поглощен личной жизнью, чтобы думать о работе.

Сесилия поправила подплечники и пошла за Донованом из кабинета. Перед самой дверью она остановилась и посмотрела на Йеля так, словно они были на тонущем судне и он отдал ей последний спасательный круг.

Тем вечером Йель сидел в отупении на полу в гостиной Эшера Гласса, вместе со всеми, кому не хватило стульев или места вдоль стен. Половина гостиной Эшера была отведена под его рабочий кабинет, с конторками, и телефонами, и картотеками, а на другой половине стоял раздолбанный диван и маленький телек. Йель вжимался копчиком в деревянный пол, и ему было видно каждый комок пыли, которых здесь было предостаточно.