«Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке] - [44]

Первое разочарование настигло уже в аэропорту. Оказалось, что Фёдора встречала не только она, но и старый его приятель, перебравшийся недавно в Америку. Весь месяц, пока Фёдор гостил у неё, он чуть ли не ежедневно звонил приятелю, несколько раз ездил к нему на Брайтон. Луизу это раздражало. И вообще, месяц тот оказался для неё стрессовым, перенапряжённым. Нет, в каждодневном быту Фёдор оказался хорошим другом и даже джентльменом: распахивал перед ней двери, пропускал её вперёд, встречал у станции метро, чтобы взять тяжёлую сумку с продуктами. Мог приготовить завтрак и сервировать стол. Но одновременно российский гость выявлял повышенную независимость и даже упрямство. Не согласившись с хозяйкой, порой по пустякам, мог поднять голос, вступить в перепалку. Луиза за семнадцать лет жизни на западе уже забыла, что такое "русский мужик"! Ей напомнили. Фёдор хотел смотреть по телевизору не то, что нравилось ей. Настаивал на своём. Требовал, чтобы во время совместных прогулок по городу она переводила все надписи, кто что сказал, как что называется. Она соглашалась, преодолевая себя. Старалась не раздражать гостя, но это давалось с каждым днём всё трудней.

Луиза и в себе заметила накопившиеся за годы эмиграции перемены. Американское ПРАЙВЕСИ уже вросло в её российское естество. В частности, её утомляло само присутствие постороннего человека в квартире.

Было в их совместном проживании и много приятного. Поездки в Вашингтон, Филадельфию, Бостон, прогулки по Манхеттену Фёдор воспринимал восторженно. В опере и на концертах бешено аплодировал. Многое, однако, ему тут не нравилось: американская медицина, грязь на ньюйоркских улицах, непривычно для русского глаза одетая толпа. Он ворчал по этому поводу, неизменно добавляя: "А вот у нас…". В целом, однако, доктор Америку одобрил и даже выразил желание приехать сюда второй раз.

Но как мужчина Фёдор Луизу не порадовал. "Я не увидела в нём того, кто мог бы скрасить мою жизнь, — признаётся она. — Он не согрел моё сердце." С сердцем всё ясно. Но, оказывается и тело своей подруги московский гость согрел не сразу и далеко не лучшим образом. Первые две недели, когда по вечерам возникал в их беседе вроде бы романтический настрой, доктор пускался в воспоминания о своей оставленной в Москве семье. Начинал рассуждать о том, может ли человек семейный обманывать свою жену. Сам он, если верить ему, никогда на это не шёл. А однажды Фёдор даже прочитал Луизе целую "лекцию" про то, что уже древние законы запрещали врачу вступать в интимные отношения со своей пациенткой.

Надо понимать, в какой-то момент миловидная Луиза всё-таки пробудила в строгом докторе нормальные мужские чувства. Но вспоминая об этих долгожданных минутах, моя собеседница не может скрыть разочарования. Фёдор и в постели оказался слишком рассудочным, а по сути холодным мужчиной. "Да, было дело…", — грустно покачав головой, ответила на мой вопрос Луиза. Всем своим видом она дала понять: никакой радости "дело” то ей не принесло.

Они простились с Фёдором Ивановичем вполне дружелюбно. Он был поездкой вполне доволен. В последний день разыскал какие-то дефицитные в Москве детали компьютера. Ещё и ещё раз повторял, что хочет побывать в Америке снова, с тем чтобы поработать в здешних клиниках, показать своё хирургическое мастерство. Луиза намекнула на то, что в 60 лет войти в американскую медицину иностранцу практически невозможно. Но уверенный в своём профессиональном мастерстве, гость оставил её замечание без ответа.

Она уже звонила в Москву. Фёдор Иванович добрался до дома благополучно. Выражал надежду на новые встречи. Но Луизу такого рода перспектива уже не волнует. Ей грустно, очень грустно. Я понимаю её. Сочувствую. Думаю, что против её женского счастья сработал не возраст (они с Фёдором почти ровесники). Дело скорее всего в приобретенной за годы эмиграции разнице культур и характеров. Хочется пожелать моей милой собеседнице, чтобы в следующий раз повстречала она человека более близкой душевной конструкции. В этом всё дело. А предельных возрастов и сроков для любви не бывает. Любят и в шестьдесят и позже….

3. Химия красоты

Я, извините за банальность, эстет. Как и многие люди, люблю изящно сшитую одежду, эффектные вазы, красиво обставленные квартиры. В музеях замираю перед картинами любимых художников. На улице живо реагирую на лица красивых женщин. Не оставляю без внимания и то, как представительницы прекрасного пола с помощью косметики подчёркивают свои природные достоинства. Мысленно отмечаю: вот эту пудра, помада и глазные тени сделали более привлекательной, а вон ту излишек косметики, наоборот, огрубил, сделал вульгарной. Самой косметикой, её качеством и распространением я никогда не интересовался. Меня, как поклонника красоты, всегда интересовал лишь конечный результат воздействия этих красок на лицо.

И вот недавно случай свёл меня с человеком, который по профессии своей уже много лет занимается научной разработкой косметики. В свои почти сорок моя новая знакомая выглядит миловидной и моложавой. До Америки добралась сравнительно недавно. Было приятно слышать её чистую петербургскую речь. Взять интервью у Людмилы Великосельской побудил меня искренний энтузиазм, с которым она рассказывала обо всех этих помадах, пудрах и покрытиях ногтей; как делают их на нашей родине и здесь, какие проблемы возникают у творцов "химии красоты" в России и Америке. Очевидно, опыт в этой области накопила она немалый: после первых же собеседований ей предложили работу исследователя в двух наиболее солидных нью-йоркских косметических фирмах. Выбрала она компанию AVON.