«Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке] - [25]

Шрифт
Интервал

Я написал ему в Калифорнийскую тюрьму и в ответном письме он поделился своими переживаниями. В частности, писал о мучительной ностальгии по тем московским улицам, где прошли его детство и юность. "Старый Арбат, Гоголевский бульвар, переулок Аксакова…. Когда я думаю о них, сердце у меня изнывает по родине…". В том многостраничном пришедшем из тюрьмы письме снова и снова всплывают подробности прошлой жизни автора: бытовые детали прошлых лет, фамилии известных в прошлом людей искусства и науки, с которыми соприкасались родители Олега. Каждое такое упоминание мой новый знакомец явно воспринимает как болевой укол.

Читая письма молодого заключённого (теперь уже и не такого молодого, очевидно, сегодня ему 34 года), я задумался над часто упоминаемым в эмигрантской среде тезисом: дескать, молодёжь переносит расставание с родиной значительно легче, чем люди зрелого возраста, а тем более старики. В 15–19 лет наши дети якобы врастают в жизнь чужой страны с меньшим напряжением, нежели их родители. Я поговорил по этому поводу с психологом, работающим с детьми эмигрантов и, увы, услышал от него то, о чём подозревал и прежде: молодым эмиграция даётся порой не легче, а тяжелей, чем нам, старикам. Переживания такого рода знакомы как еврейской, так и этнически русской молодёжи. Пример тому семья Ф., о которой и пойдёт наш рассказ.

Супруги Антонина и Петр Ф. Со своим тогда ещё 19-летним сыном Мишей поселились в нашем доме 5 лет назад. При первом знакомстве, которое произошло в подвале возле стиральной машины, высокая изящная Антонина расположила нас к себе. Она выразила уверенность, что в Америке они с мужем инженером найдут всё, о чём мечтали дома: хорошую работу, хорошие деньги и возможность выучить сына, сделать его серьёзным специалистом. Меня, врождённого оптимиста, такой взгляд новоприезжих даже растрогал. Мы с женой, прожившие в Америке уже два десятка лет, пригласили Антонину, не стесняясь, заходить к нам в случае нужды. Она ответила, что общение со старожилами для их семьи чрезвычайно важно. И действительно, не прошло и двух дней, как вся семья Ф. явилась, как они сказали, за консультацией. Нам особенно понравился их сын Миша: красивый в родителей, стеснительный, молчаливый юноша. Да и Петр, рослый, с доброжелательным взглядом русак, нас не оттолкнул. Уже после получасовой беседы стало ясно, что роль капитана на семейном корабле принадлежит женщине. Сам по себе этот факт, на мой взгляд, ничего, ни дурного, ни хорошего не означает. И такие семьи бывают счастливыми.

Супруги, не скрывая, поведали, что вызвала их в Штаты приятельница-еврейка, но дальше им самим надо решать, как зацепиться за эту страну. В бывшем Советском Союзе они нарочно перебрались из Воронежа в одну из Среднеазиатских республик. Это, как им объяснили, необходимо, чтобы, добравшись до США, можно было жаловаться на национальные преследования и притеснения со стороны местных жителей. Откровенно говоря, трюки, которые затеяла Антонина, мне пришлись не по душе, но сама она ничего недостойного в своём "проекте" не видела. Даже бросила мимоходом фразу: "Вам-то, евреям, хорошо, а нам, русским, чтобы американцы нас обратно не выпроводили, надо всё время что-то сочинять, придумывать." Мужчины в тот вечер в основном молчали. Только уходя, уже в коридоре, муж не слишком громко заметил, что покидать страну своего рождения он не хотел, да и сын-школьник упрямился. Но мама настояла. Продолжение этой темы последовало месяца два спустя, когда в центре Манхеттена на Бродвее я лицом к лицу встретился с Мишей. Юноша раздавал прохожим рекламные листки. Такой работой зарабатывают себе на хлеб многие новоприезжие россияне и я, шутя, поздравил парня с первой американской службой. Он не улыбнулся, а наоборот, помрачнел. С отвращением потряс пачкой рекламных листков и фыркнул, явно обращая своё раздражение к родителям: "Ради этого попёрли за океан?" Миша был серьёзно расстроен. Я пригласил его зайти к нам в ближайшее воскресенье, но он с ещё большим раздражением махнул ненавистными листками. Оказывается, по воскресеньям мать таскает семью в церковь. "Вы — верующие?" — поинтересовался я. Выяснилось, что независимо от религии, Михаил Бога чтит, но ему противно, когда люди врут Господу. В частности, мать ходит в церковь только потому, что, как прихожанке, ей обещали помочь стать американской гражданкой. Пастор или священник якобы готов ей как-то помочь.

Грустный разговор на бродвейском углу получил вскоре своё продолжение. Зашла к нам за советом Антонина. Адвокат посоветовал ей не подавать бумаги властям с жалобой на национальные преследования. "Лучший результат даст жалоба на преследование за веру. Надо заявить, что вы были в России баптистами или членами церкви адвентистов седьмого дня и вас за это преследовали." Баптистскую церковь Антонина для своей семьи уже нашла, но что говорит в своих проповедях тамошний поп, она понимает плохо. Да и мужики её, Петр и Михаил, во всех этих делах не разбираются. А ведь в ближайшее время семье предстоит серьёзная борьба за права человека. Она уже и бумаги соответствующие готовит.


Еще от автора Марк Александрович Поповский
Разорванная паутина

Книга о жизни ученого всегда интересна. Интерес читателя к герою возрастает во много раз, когда речь идет о всемирно известном ученом, создателе новой науки. «Разорванная паутина» — история жизни и творчества доктора медицинских, ветеринарных и биологических наук, единственного в стране академика трех академий (медицинской, сельскохозяйственной и АН СССР) Константина Ивановича Скрябина. Ученый сделал удивительное открытие: мир, в котором мы живем, очервлен. Двенадцать тысяч видов гельминтов — паразитов — заселили тела животных, птиц, рыб, человека, водоемы, почву, растения.


Люди среди людей

В книгу включены три повести: «Пять дней одной жизни», «Надо спешить», «Тот, который спорил». Герои повестей - крупные русские ученые биологи и медики, доктор Хавкин, создавший противочумную вакцину, академик Вавилов, крупнейший генетик мира, доктор Исаев - победитель малярии в Средней Азии.


Дело академика Вавилова

Известный литератор, автор четырнадцати изданных книг Марк Поповский в 1977 году под угрозой ареста вынужден был эмигрировать из СССР. Предлагаемая вниманию читателей книга — правдивое и горькое исследование одной из самых драматических страниц в истории отечественной науки, пережившей наступление лысенковщины на генетику, убийство многих лучших своих представителей, — впервые увидела свет на Западе.Сегодня, в условиях оздоровления советского общества, не только имя Марка Поповского, но и его книги возвращаются на Родину.


Управляемая наука

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга

Он не погиб в лагере, но прошел через все круги ада; он не был оппозиционером, однако почти на всей его биографии лежала печать изгойства. Врач, писавший научные труды в тюремной камере, он не только дождался их публикации, но и получил за них при Сталине Сталинскую премию. При этом он одновременно был и хирургом, и священнослужителем Русской Православной Церкви, архиепископом…Такая фигура — настоящая находка для биографа, для психолога и историка. А Марк Александрович Поповский как раз и был неутомимым воссоздателем исторических характеров.


Семидесятые (Записки максималиста)

Тысяча девятьсот семидесятые чумные годы…Мыслящие люди изгонялись из активной жизни.Или уходили, кто как мог и умел. Кто в прикладные сферы, в науку с сидением в библиотеках, кто в любовь, кто в запой, кто в петлю. Кого сажали, кого ложили (в психушку), кого выгоняли из отечества насильно, кто сам отряхивал прах с ног своих.И все-таки самый густой поток изгнанников катился не на Запад и не на Восток, а как бы завихрялся водоворотом, замыкаясь в самом себе. Внутренняя эмиграция. Духовное подполье."Московские новости", март 1990.


Рекомендуем почитать
Джованна I. Пути провидения

Повествование описывает жизнь Джованны I, которая в течение полувека поддерживала благосостояние и стабильность королевства Неаполя. Сие повествование является продуктом скрупулезного исследования документов, заметок, писем 13-15 веков, гарантирующих подлинность исторических событий и описываемых в них мельчайших подробностей, дабы имя мудрой королевы Неаполя вошло в историю так, как оно того и заслуживает. Книга является историко-приключенческим романом, но кроме описания захватывающих событий, присущих этому жанру, можно найти элементы философии, детектива, мистики, приправленные тонким юмором автора, оживляющим историческую аккуратность и расширяющим круг потенциальных читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Верные до конца

В этой книге рассказано о некоторых первых агентах «Искры», их жизни и деятельности до той поры, пока газетой руководил В. И. Ленин. После выхода № 52 «Искра» перестала быть ленинской, ею завладели меньшевики. Твердые искровцы-ленинцы сложили с себя полномочия агентов. Им стало не по пути с оппортунистической газетой. Они остались верными до конца идеям ленинской «Искры».


Молодежь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941–1951

Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.


Актеры

ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.


Сергей Дягилев

В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».


Путеводитель потерянных. Документальный роман

Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.