Мы с Витькой. Весёлые школьные рассказы - [5]

— Ну все, про вулканы хватит.

А Никулина смотрит на меня во все глаза и говорит:

— Какой ты, Леша, оказывается, умный! В жизни не встречала таких умных мальчишек!

Я взглянул на Витьку. На его лице появлялись багровые пятна. А потом и желтые в придачу. Страшнющий Витька стал — ужас! Так дело не пойдет. Пора его на улицу звать. Как выйдем на улицу — так я сразу же домой побегу. А их вдвоем оставлю. И начнется их дружба. Хотя, если честно, я бы тоже не отказался дружить с Никулиной. У нее такие ямочки на щеках, когда она улыбается, да еще и глаза в крапинку!

Но я не мог даже мечтать об этом — ведь нравится-то она Витьке! И я сказал:

— А пойдемте на горку, а? Ее только вчера залили.

Я думал, Витька обрадуется, а он как замашет руками, словно крыльями, как закричит:

— У меня уроки еще не сделаны, какая горка?

Конечно, нехорошо получилось, что он к нам с Никулиной в трусах вышел, ну что ж теперь злиться-то? Нужно же как-то держать себя в руках. И я спокойно так говорю:

— Не волнуйся, Витька, делай уроки, а мы тебя подождем!

А он:

— Нечего меня ждать! Вы мне мешать только будете!

А я:

— Да ты не бойся, мы тихо! У меня на телефоне клевая игра, мы в нее поиграем, пока ты будешь уроки делать!

А тут Никулина:

— Так ты же телефон дома забыл!

А я:

— Ой, правда! Забыл, что забыл! Значит, просто будем сидеть тихо, раз телефона нет.

Ну тут Витька, видно, совсем с ума сошел.

— Какая, — кричит, — мне разница, с собой у тебя телефон или нет! Не могу я уроки делать, когда посторонние рядом сидят!

— Да мы можем и в зале побыть, — сказал я.

— Да зачем вам в зале сидеть? Все равно не пойду! Мне еще… мне еще…. Мне еще носки стирать надо!

Смотрю я на Витьку, ничего понять не могу. Неужели он так волнуется от того, что Никулина рядом? В принципе, это понятно — я тоже волновался, когда был в Комарову влюблен, один раз даже чуть было в обморок не упал, но чтобы так орать…

Я подошел к Витьке и похлопал его по плечу:

— Успокойся, — говорю, — мы тебя на улице подождем.

А он как отскочит в сторону, будто у меня на кончиках пальцев когти растут. А глаза совсем дикими стали, красные пятна на щеках начали в синие превращаться! Понятно, не хочет, чтобы я один на один с Никулиной оставался, ведь он-то знает, что я прыгаю выше его, и говорю:

— Ладно, некогда мне тут с тобой. Я пошел. А Лена пусть задачу тебе поможет решить.

А тут Никулина, как назло, влезла:

— Мне, — говорит, — тоже домой надо, — и пошла одеваться.

Вот и свяжись с такими людьми! То один фокусы выкидывает, то другая! И почувствовал я, что по моему лицу тоже пятна пошли. Возможно, зеленые.

Что делать? С одной стороны, я должен Никулину проводить, раз уж ее сюда заманил, с другой — Витька опять рассердится. И тут я нашел выход.

— Знаешь, Витька, я что-то так устал, сил никаких нет. Может, ты Лену проводишь? А я пока у тебя посижу.

— Очень надо! — буркнул Витька. — Сам привел, сам и провожай.

Вот уж не замечал, что у него такой скверный характер!

Но как же теперь быть?

Вышел я в прихожую и говорю:

— Ты это, Лен… Ты уж извини, что я не смогу тебя проводить. И на горку сходить. Витька неважно себя чувствует, наверное, мне в аптеку бежать придется. За лекарством.

— Да какой разговор! — воскликнула Никулина. — Тут идти-то три минуты.

А сама смотрит на меня, как на киногероя какого-то. Хорошо, Витьки рядом не было, а то по его лицу не пятна бы пошли, а полосы.

— Не знала, Леш, что ты такой благородный, — вздохнула Никулина. — Никогда не встречала таких благородных мальчишек!

— Да ладно, — говорю, — чего уж там… Вот Витька… Он в сто раз благороднее, чем я. Просто заболел немного, вот и нервничает.

Вот и сделай человеку приятное

Никулина ушла, а я вернулся к Витьке в комнату. Он быстро ходил, заложив руки за спину. Лицо его оставалось пятнистым. Вот, оказывается, до чего может довести человека любовь.

Увидев меня, Витька свел на переносице брови и что-то промычал. Я не смог разобрать, что именно, но было ясно: Витька злится, что Никулина смотрела на меня больше, чем на него. Мне стало его жаль, и я сказал:

— Не волнуйся, Витька. Я не из тех, кто может подложить свинью другу. Скорее, наоборот.

А Витька как заорет:

— Что — наоборот?

— Себе возьму!

— Что ты себе возьмешь?

— Свинью, — говорю, — себе возьму. И не что, а кого.

— Оно и видно, — опять закричал Витька. — Чего ты эту глазастую сюда притащил?

Я понял: он еще в себя не пришел от того, что в одних трусах к нам вышел.

И говорю:

— Да успокойся ты в конце-то концов. Вид у тебя был самый обычный, как на пляже.

А Витька:

— При чем тут пляж? Чего, спрашиваю, ты ее сюда притащил?

Тут уже и я из себя выходить начал. Потому что всякому терпению есть предел. Тоже мне друг называется! Стараешься для него, стараешься, из кожи, можно сказать, лезешь, а он! И тогда я тоже заорал:

— А ты не понимаешь?

— Не понимаю!

— Приятное хотел тебе сделать, вот для чего! — и тоже стал ходить по комнате. Этот Витька хоть кого до белого каления доведет! — Ты ж понимаешь, что ни арбуза, ни дыни я купить не могу! Нет у меня денег! Да и зимой они просто невкусные! И вредные для здоровья. Понимаешь ты это или нет?

— А при чем тут дыня с арбузом? — тихо спросил Витька и начал медленно пятиться к двери.