Мы с Витькой - [10]

— Дед Никанор, заезжать, что ли?

— Заезжай! — отвечает дед, исчезая в дверях мельницы.

Подвода, груженная мешками с зерном, стоит на дороге у бревенчатого въезда. Возница, пожилой колхозник, трогает вожжами, и лошадка, упираясь тонкими ногами, медленно ступает на бревенчатый въезд, пристроенный наклонно над землей на толстых столбах. Тарахтит колесами повозка, подпрыгивая по бревнам помоста, и скрывается в широкой черной дыре ворот под самой крышей мельницы. Оттуда зерно сыплется к жерновам.

Мы бежим в дом, чтобы на первых порах не попасть под бабкин «обстрел», как сказал старый мельник. Садимся за стол к румяным, правда уже остывшим, оладьям и миске янтарного прозрачного меда.

— Ешьте, — строго приказывает Аграфена Васильевна, — и, пока миску не очистите, из-за стола ни шагу.

7. ОТСТАЛАЯ ТЕХНИКА

Целыми днями мы с Витькой почти не вылезали из реки, а если и вылезали, то валялись тут же, на горячем песке, загорали или дремали в тени куста. Мы еще в первый день заметили маленький долбленый челнок, привязанный цепью около плотины и запертый на замок.

Через несколько дней мы подплыли к лодке и подержались за борта, потом забрались внутрь. Привязанная цепью, она казалась прирученной. Мы по нескольку раз прыгнули с челнока в воду, вдоволь покачались на нем. Немного погодя я уже чувствовал, что цепь нам мешает. Хотелось дать челноку волю, прокататься по реке. Но на нашу просьбу дед Никанор ответил довольно сухо:

— Челнок у меня не для забавы. Вам и на пузе неплохо по реке плавать. Надоест на пузе, перевернитесь да на спине. Умеете на спине-то?

— Умеем, — ответили мы.

— И на боку умеете?

— И на боку.

— Вот как хорошо! — похвалил дед и скрылся на мельнице, неведомо чему улыбаясь.

Скоро бабка позвала нас обедать, а к концу обеда подъехал дядя Вася. Небольшую карюю лошадку, запряженную в двуколку, он оставил у крыльца и, отряхнув пыль с гимнастерки, вошел в избу.

— Садись, сыночек, к столу! Накормлю, да отдохнешь, — сразу оживилась Аграфена Васильевна.

— Спасибо, мамаша, поем с удовольствием, а отдыхать некогда — ехать надо, — ответил он.

— Шел бы да лошадь-то отпрег, старый! — накинулась бабка на мужа.

— Нет, нет, папаша, не надо, — остановил Василий Никанорович засуетившегося было отца, — я сейчас же и поеду.

Мы с Витькой уже знали, что дядя Вася механик МТС. Он так занят на работе, что и у стариков бывает редко. И сейчас он жаловался отцу на нехватку горючего и масла, на нехватку запасных частей. Рассказывал, что всю ночь провозился с «газиком», а теперь едет в район. Вид у Василия Никаноровича усталый, глаза после бессонной ночи покраснели.

Старуха хлопочет около стола, а дядя Вася, взяв полотенце, идет умываться на реку. Мы выходим с ним вместе.

— Ну как, привыкаете на новом месте? — спрашивает он.

— Ничего, спасибо, привыкаем! — довольно бойко отвечаем мы.

— Тренируетесь?

— А как же, — несмело подтверждаем мы, поглядывая друг на друга.

— Я бы и рад вам помочь, да, видите, мне впору самому помогать. Проездил, а теперь работы по горло, — признается дядя Вася, будто извиняясь.

— Ничего, мы сами, — успокаивает Витька.

Я вспоминаю о недавнем тренировочном пятнадцативерстном марше и скорее рад, что мы предоставлены самим себе. Так, пожалуй, лучше.

— Дядя Вася, можно нам на лошадке прокатиться? — прошу я, пользуясь добрым расположением нашего тренера.

— А что ж, валяйте, только недолго, у меня впереди дорога.

Через полминуты мы отвязываем лошадь, а еще через полминуты отъезжаем от дома.

— Далеко не ездите! — предупреждает дядя Вася.

Я машу в знак согласия левой рукой, так как в правой держу вожжи.

— Ты умеешь? — с некоторой тревогой спрашивает Витька.

— А чего тут уметь? Подумаешь, тоже мне техника! Не самолет, — бросаю я с усмешкой.

Лесную дорогу пересекают корявые узловатые корни сосен, поэтому трясет основательно даже на рессорной двуколке. Но лошадка оказывается не глупой, не проявляет излишней резвости, и едем мы довольно спокойно. Карий Орешек шагает не торопясь, беспрерывно вертя хвостом, отгоняя неугомонных мух.

Миновав сосновый бор, мы выезжаем на широкую накатанную дорогу. Слева, примерно в километре, виднеется Еремово с двухэтажным рубленым зданием школы посередине.

— Махнем до села? — спрашиваю я.

— Далеко, — сомневается Витька, — дядя Вася будет ждать.

— А мы тащиться не будем. Дадим, как на тачанке. Дорога хорошая.

— Дядя Вася ругаться будет. Ему же еще ехать, — пытается возражать Витька, но по его глазам вижу, что сам он не меньше меня хочет изобразить чапаевскую тачанку.

— Он пока выкупается, пока пообедает, а мы и вернемся…

С этими словами я натягиваю вожжи, ожидая, что Орешек сразу возьмет рысью, как это бывает в кино. Но лошадка совсем иначе воспринимает команду и останавливается, опустив голову. Тогда я вспоминаю, что делают в таких случаях. Спрыгиваю на землю, передаю вожжи Витьке и выламываю прут. Как только лошадка слышит знакомый треск, то, не ожидая команды, бежит вперед, а когда я направляюсь к двуколке, лошадь трусит быстрее.

— Останови! — кричу я Витьке и бегу за повозкой.

Я прибавляю шагу, и Орешек тоже.

— Останавливай!

— Она не стоит, — отвечает Витька, беспомощно оглядываясь.