Мы с Санькой — артиллеристы... - [44]

И показал нам эти правила наглядно: галантно поклонился, помахал по полу ногой, помахал рукой, будто в ней и впрямь была мушкетёрская шляпа — и всё это в мою сторону:

— Извините, мадам! Пожалуйста, мадам! Пардон-мерси!

Если в этом и весь этикет, тогда нашему москвичу по нему пятёрка обеспечена. Да и мы, немного потренировавшись, могли бы добиться успехов. Только скажите, пожалуйста, где это вы видели, чтобы военные перед домами подметали пол своими пилотками? Да меня убей и зарежь, перед Катей я так не буду выпендриваться эдаким манером. Она же подумает, что я издеваюсь или с ума сошёл. Шутит, конечно, наш москвич. Но что разговор идёт именно о манерах, это мы поняли, этому мы поверили, так как нашлись и ещё такие, которые слышали нечто подобное про этикет. Поверили мы сейчас и в слух, что наш генерал из бывших дворян. Он как будто перешёл на сторону Красной Армии в гражданскую войну, будучи ещё молодым прапорщиком. Перейти он перешёл, а своих замашек не бросил и сейчас. Вот по его милости мы и будем изучать за здраво живёшь лишнюю науку. Это он придумал, чтобы в его училище был этот самый этикет. И я верю этим разговорам, ведь не зря же он, если помните, на приёме в своем кабинете мне талдычил: офицер должен быть культурным, офицер должен быть культурным!

Наш взвод разделился надвое: одни — за, другие — против этикета. По-моему, это лишнее. Мы и так хлопцы хоть куда: глупости не скажем, чужого не возьмём. А поклоны бить — извините. Жаль, что не от нас только это зависит: велят — будешь учиться.

Все преподавательницы и преподаватели приходили к нам в класс сами. Сами и представлялись, кто они такие. А тут уж, видимо, по этикету новую преподавательницу привёл в класс капитан Захаров.

— Алла Аркадьевна, — как-то торжественно объявил он, — прошу любить и уважать. Она будет преподавать новый предмет.

Алла Аркадьевна нам с Санькой очень понравилась, и мы с ним многозначительно переглянулись. По-моему, таких я до сих пор и нигде не видел, кроме разве что в кино. Русые пышные волосы, личико такое аккуратненькое, глаза с чёрными ресницами, нос в меру и полные алые губы. И вся — словно кукла. Если бы где просто так встретил, то и не подумал бы, что она уже учительница, да ещё и по такой науке, как этикет. Девушка — и хватит.

Хлопцам она, видимо, тоже пришлась по сердцу, потому что все притихли, смотрят на неё во все глаза. Да у нашего капитана губа не дура. Ни на одном уроке, которые проводят другие преподаватели, он не присутствовал, только на нашей самоподготовке читает романы, а тут расселся на последнем ряду и не собирается идти. Что он, в этикете, по-вашему, не петрит, что собрался урок слушать? Тут и слепому видно, что приворожила его эта Алла.

В классе повеяло сладким ароматом духов, и она защебетала про свой этикет. Правду говорил Коля Кузнецов — это всё про вежливость. Ах, какие мы должны быть воспитанные, какие галантные, всем давать дорогу, здороваться со старшими и даже между собой, а перед девчатами и женщинами так бегать, как будто они все принцессы или княжны. Мы должны быть рыцарями. Словом, нелёгкая нам досталась участь, рождённым мужчинами.

Мы не столько слушаем, сколько смотрим на неё, и под нашими взорами она часто краснеет. От сверхвоспитанности, что ли? А может, от скептических улыбок? А скорее всего потому, что мы же — не дети, а хлопцы на подбор, хоть и шкеты. И все в погонах. Это тебе не гражданские скворцы.

Когда она уж очень распевалась про девчат и женщин, про деликатность обращения с ними, один из «рыцарей», по-моему, Мишка Цыганков, из-за моей спины отозвался вслух:

— И в очереди за хлебом уступать?

Алла Аркадьевна растерялась и в который уже раз закраснелась вишней. Но тут её выручил капитан.

— Разговорчики! — строго осадил он любопытного. — Вам говорят про этикет, а вы вопросы задаёте без разрешения!

Так Мишкин вопрос и остался без ответа. Видимо, этой пигалице-красотке, и капитану с ней вместе не чего сказать. Очередь за хлебом — не рыцарское гульбище: уступишь — сам будешь голоден. Вот как тут быть, чтобы и хлеба добыть, и рыцарем остаться?

На перемене у нас только и разговоров было, что про Аллу.

— Вот, этикетка! — показал большой палец Коля Кузнецов, и мы с ним согласились.

— Ничего себе, — сказал и КостикПискля.

Один только Мишка Цыганков не может жить без «цирка». Сложив губы бантиком, он прошёлся перед нами по-девичьи и прощебетал голосом Аллы Аркадьевны:

— Вы должны быть рыцарями, мальчики.

Не успели мы вдоволь рассмеяться, как из класса выбежал Лёва Белкин, а за ним вдогонку — наш художник Расошка. Художник делал попытки выхватить из Лёвиных рук какую-то бумагу, а тот со смехом отбивался. И вот бумага пошла по нашим рукам. Это оказался портрет Аллы. Не то чтобы очень, но этикетку в нём узнать можно. Значит, наш художник уже готов — влип по уши, влюбился. Острый на язык Коля-москвич на это сказал:

— Любви все возрасты покорны.

Следующие занятия Аллочка-этикетка, как мы сейчас называем новую преподавательницу, проводила уже не с одним нашим взводом, а со всей батареей вместе. Проходили они в столовой, когда уже всё училище пообедало. Нашу батарею с обедом специально задержали, и мы ради науки ходили голодные целый лишний час. Это чтобы на занятиях нам никто не мешал. Дело серьёзное — Аллочка будет нас учить культурности. Это мы так сами догадались, ведь какая же может быть ещё в столовой наука.