Мы с Санькой — артиллеристы... - [43]

Немного уже образованные, на перемене, который объявил капитан на десять минут и ноль секунд, мы с Санькой и Толиком Гетманом подошли к солдатам, которые в самом конце двора чистили, по нашему теперь разумению, гаубицу. Солдат было всего четверо с сержантом во главе.

— Гаубицу чистим? — спросил я, поздоровавшись, чтобы не думали, что мы здесь лыком шиты.

— Правильно, товарищи будущие лейтенанты, гаубицу, — подтвердил солдатский сержант, вытирая промасленные руки паклей. — А вы тут что, на экскурсии?

Этот вопрос показался мне нелепым и немного обидным, а сам сержант — непонятливым, недалёким человеком. Что же он, не видит, какие у нас на погонах эмблемы? А если видит, то мог и сообразить, что мы ему — не пехота, чтобы ходить в артиллерийский парк прямо на экскурсию. Пушки для нас, артиллеристов, — обычная обыденность.

— У нас тут учёба, — объяснил я непонятливому сержанту.

Его солдаты также перестали работать и прислушиваются к нашему с сержантом разговору. Мне кажется, что они скептически поглядывают на нас, на нашу форму — брюки навыпуск и хромовые ботинки. Сами же известно в чём — в кирзачах.

— И многому вы уже научились?

Признаться, что мы только ещё начали, что сегодня мы здесь первый раз и, выходит, будто и действительно на экскурсии, нам не хочется, и меня чёрт потащил за язык:

— Порядком!

Получилось это у меня довольно вызывающе.

— Ну-у, — с уважением продолжил сержант, — тогда другое дело.

Солдаты с улыбкой между собой переглянулись. Пускай себе переглядываются: они — только солдаты, а мы будем офицерами. И тут сержант как-то по-свойски, искренне нас попросил:

— Хлопцы, не в службу, а в дружбу, нам тут некогда, вы сходите в мастерскую — вон она рядом — и принесите нам ось канала ствола. Скажите, что я просил, и вам дадут. Ефрейтор там есть, артмейстер.

Ну что же, если бы он нам приказал, то, может, и не пошли бы, потому что чужой, незнакомый сержант — небольшой для нас начальник. А тут человек попросил — нужно уважить. Мастерская, приземистое кирпичное здание, была действительно за каких-нибудь сотню шагов, и мы все трое побежали за той осью.

— Какую ось? — переспросил нас ефрейтор, который рылся до нашего прихода в каких-то железяках на верстаке. Руки у него были чёрные от металла, такая же гимнастерка и брюки. Еле-еле он догадался — какую, а догадавшись, аж засмеялся.

— Ну и сержант, ну и даёт. Скажите ему, что у меня нет такой оси. Была да погнулась, надо выпрямлять. Так и передайте.

Так мы и передали: была да погнулась, артмейстер будет её выпрямлять. Вы бы услышали, какой возле гаубицы грянул хохот. Все солдаты смеются, а сержант и голос потерял, только сипит.

В конце концов мы догадались, что с этой осью что-то тут нечисто, что мы влипли в какую-то смешную историю. А в чём её секрет, не знаем.

Не повезло нам и тогда, когда прибежали к своему взводу. Он уже стоял в строю, и капитан, глядя на свои часы, строго спросил, почему опоздали аж на тридцать секунд. А полминуты в артиллерии — это нам не шуточки, когда снаряд пролетает всего за секунду почти километр. За это время можно из пушки выстрелить, посмотреть в бинокль, попал ли снаряд в цель, сесть и закурить. И вообще: точность — вежливость королей и главное достоинство артиллериста, мумба-юмба. Словом, взял нас Педант в такой оборот, что деться некуда. Должны были мы защищаться, валить вину на того сержанта-шутника. Мы хорошие, это он нас заставил носить ось канала ствола.

— Ну, тогда другое дело, — засмеялся капитан и сменил гнев на милость. Позволив нам стать в строй, он сказал: — Это старая артиллерийская шутка-насмешка над новичками. Помню, и я на эту удочку когда-то попался. Ведь канала ствола — это всё равно что дырка от бублика. Слушайте все, чтобы не попадать в смешное положение…

Ну и жук тот сержант, ну и хитрюга. На чём он нас подкузмил, на такой простой вещи.

Во взводе дядек ещё не было занятий в артиллерийском парке, и наш Пискля вечером разыграл дядьку Лобана.

— Вот скажи, — пристав он к нему, — какая ось в канале ствола? Ага, и не знаешь.

— Отстань, — отмахивается Лобан от шкета, — железная.

— Сам ты дубовый! — триумфально смеётся Пискля и ловко увиливает от щелчка по «кочану».

Так мы и живём себе. Санька командует отделением, я — «разводящий» за столом, с переменным успехом идёт война между нами и дядьками. Первое знакомство с пушкой добавило всем артиллерийской гордости. Теперь мы ещё с большим презрением смотрим на гражданских учителей. Словом, всё установилось, всё идёт своим чередом, и ничего нового мы уже в своей жизни не предвидим. А оно возьми и объявись.

Я и слова такого не слышал — этикет. В один обычный день мы вычитали его в расписании уроков. Что это ещё нам за наука? С чем её едят? Она гражданская или военная? Это было для всех полной неожиданностью, потому что и учебников нам таких не дали, и в классном журнале для неё не отведено специальной страницы.

Первым, кто нам разъяснил её суть, был Коля Кузнецов — самый городской из всех городских человек. Что не говори, москвич.

— Эх вы — лапти! — презрительно сказал он. — Простой вещи не понимаете. Этикет — это правила обращения с дамами.