Мы пойдем другим путем! От «капитализма Юрского периода» к России будущего - [44]

Это очень спорная теза. Сейчас эта энергия слабо себя проявляет. Более того, для мещанина она вообще не ощутима, не видима. Он не может отличить ее от других социальных форм, как дальтоник, считающий алый цвет серым. Энергию социального творчества может анализировать только тот, кто обладает специальным «приспособлением», чтобы ее увидеть. А это приспособление недоступно большинству нынешних ученых, как ученым XV века был недоступен микроскоп: им является практическая включенность в социально-преобразовательную деятельность. Только внутри этого процесса вы можете «рассмотреть» феномен социального творчества. Извне вы увидите лишь его внешние, превращенные формы, а они в современном мире не могут не совпадать с другими социальными формами, ибо социальные творцы должны взаимодействовать с миром отчуждения, а взаимодействовать с ним можно только при помощи стандартных отчужденных превращенных форм — денег, политики и т. п.

Вот почему мы не умеем видеть, анализировать, описывать социальное творчество в качестве реального фактора общественного развития. Но оно есть. И это был третий тезис, который я хотел подчеркнуть.

Четвертый аспект. Я не обладаю богатой исторической эрудицией, но боюсь, что, как ни странно, сколько-нибудь серьезного и масштабного историко-теоретического сравнительного анализа антикапиталистических революций XX века до последнего времени проведено не было.

Я хочу напомнить перечень основных таких революций: Парижская коммуна (это XIX век, но все же), Россия, Германия, Венгрия, Китай, Испания, Корея, Вьетнам, Куба, Португалия, Чили (это уже конец XX века) и ряд других латиноамериканских революций, а также реальные социальные движения в Восточной Европе и Народные фронты в ряде стран после Второй мировой войны. И это далеко не полный перечень. Это гигантский пласт исторического материала.

Коммунистическое движение в постсоветской России: некоторые дискуссионные вопросы

А.И. Колганов. Прежде всего следует сразу признать, что налицо глубокий, продолжительный и всесторонний кризис коммунистического движения в постсоветской России.

На мой взгляд, совершенно правы те, кто главную причину кризиса коммунистического движения усматривает в кризисе идеологическом. И дело здесь не только в идейно-политической пестроте движения. Даже те, кто сами себе выписывают свидетельство о приверженности идеалам «классического марксизма-ленинизма», на этом основании еще не могут быть автоматически зачислены в коммунисты. «Коммунистичность» еще надо доказать: если не делами, то хотя бы способностью применить свое изначальное, классическое понимание коммунизма к реальности сегодняшнего дня, понять, что значит быть коммунистом сегодня, и, поняв это, попытаться что-то сделать, чтобы коммунизм не остался мертвой буквой или пустой фразой. К сожалению, даже среди тех, кто весьма выигрышно смотрится на фоне псевдокоммунистических и даже чуть ли не антикоммунистических разброда и шатаний в коммунистическом движении, преобладают «коммунисты вчерашнего дня» (а этого уже достаточно, чтобы не считать их вполне коммунистами). Они оказываются способны отвергнуть сталинские извращения коммунистической идеи, способны воспринять классическое марксистское наследие, даже оценить противоречия советской эпохи. Однако этими людьми (среди которых мне хочется числить и себя) еще не сделаны глубокие теоретические выводы из реальностей сегодняшнего дня, обеспечивающие шаг вперед не только по сравнению с классическим марксизмом, но и по сравнению с лучшими достижениями интернациональной марксистской мысли 50–70-х гг. А без такого шага вперед нечего и думать о выработке новой, эффективной политической стратегии коммунистов.

Возникают и другие, вполне резонные вопросы: а почему под коммунистическими знаменами собралась столь разношерстная публика? И почему вся эта компания в организационном отношении опирается на остатки старых структур КПСС?

Это возвращает нас к вопросу: почему уже в латентной фазе кризиса (60–70-е гг.) внутри КПСС формировались какие угодно течения и группировки, кроме коммунистических? Почему известно о подпольных, нелегальных коммунистических организациях, но робкие попытки отстоять коммунистическую идею внутри КПСС в конце 80-х — начале 90-х гг. дали весьма слабые всходы, и те организации, которые стали наследниками этих попыток, внутри того, что сейчас называют коммунистическим движением, занимают весьма скромное место?

Проблема, на мой взгляд, возникла не в 80-е, не в 70-е и даже не в 50-е годы. КПСС с самого своего основания была сомнительной коммунистической партией. Ленину принадлежат горькие слова, что пролетарский характер нашей партии определяется не ее составом, а тончайшим слоем руководящих коммунистов. Если это было верно в 1922 году, то стало стократ верно уже через 2–3 года, а еще через 10–15 лет это вообще уже была совершенно другая партия. Чем, интересно, определялся коммунистический характер КПСС году этак в 1985-м? Да ничем, кроме желания легитимизировать власть партийно-советской бюрократии притягательными еще для масс образами великой революции.