Мы не сеем колючек - [87]

— Это исключено. Я не могу транжирить твои сбережения!

— Я что-то не понимаю…

— Не хочу, чтобы жена оплачивала мои долги! — раздельно и внушительно произнес щепетильный супруг.

Сейида не верила собственным ушам. Неужто Аббас изменился до такой степени? И это тот человек, который отнимал последний пиастр у девчонки-служанки, мечтал о гнусном положении сутенера, подделывая талоны Тавхиды!

А теперь он гордо отказывается взять деньги собственной жены, хотя беда угрожает семейному достоянию — типографии, которая кормит не только его одного, но и ее тоже. Поневоле растрогаешься…

Сейида нежно обняла мужа.

— Ты слишком щепетилен, Аббас!

— Я не имею права тратить твои деньги… Они для меня неприкосновенны.

— Мы одна семья, Аббас. Мои деньги принадлежат тебе, и наоборот. Родятся наследники, надо подумать о них… Это лучший выход… Ты уверен, что четырех сотен хватит?

— Сказал — не возьму!

— Но ведь я даю тебе в долг. Не упрямься!

Аббас заколебался.

— Если ты так настаиваешь…

— Ну, вот и чудесно! Сейчас выпишу чек, утром ты по нему получишь — и конец всем твоим затруднениям.

Браво, Аббас! Можешь выйти к рампе и раскланяться — ты до того здорово сыграл свою роль, что Сейида не только ничего не заподозрила, а просто умоляла взять деньги!

На следующий день Аббас-бей эль-Бараи с важным видом зашел в банк, получил четыреста фунтов, потом, возвратив кое-какие долги, оставшуюся сумму проиграл в карты.

И вновь повторилась комедия вымогательства, только с другим сюжетом. Наконец-то Аббас нашел свое призвание — он разыгрывал сцены с таким мастерством, что Сейида ни на мгновение не почувствовала обмана. Впрочем, на счастье Аббаса, она не слишком задумывалась над его поведением — больше всего на свете ее занимало уже недалекое теперь рождение ребенка. Сейида постоянно прислушивалась к себе: вот он начал шевелиться… переворачиваться… Движения ее стали медлительны, осторожны, она и ходила словно по стеклу, боясь как-нибудь повредить младенцу.

А Аббас все чаще и чаще нуждался в деньгах на реализацию своих грандиозных проектов. Он действовал беспроигрышно — все нынешние затраты оплатятся сторицей, надо думать о детях, о будущих наследниках его превосходительства Аббас-бея эль-Бараи!

Сейиду радовала предусмотрительность мужа.

— Да продлит Аллах твои дни! — частенько говорила она, выслушав очередной рассказ Аббаса о прошедшем утомительном дне.

— Все в руках божьих… Сегодня жив-здоров, а завтра кто знает… — философски замечал супруг. — Хочешь обеспечить будущее детей — торопись!

— Ты и так работаешь день и ночь!

— Что делать!.. Хотелось бы построить новый цех, купить ротограф…

— Это не та машина, о которой ты говорил?

— Об офсетной? Нет — эта в шести цветах печатает… Силища, зверь! — Аббас замер в молчаливом восхищении — видно было, что потрясающая машина как живая стоит перед его глазами, — и, очнувшись, добавил: — Но она и стоит целое состояние, я тебе скажу! Да и установить-то ее толком негде. Видно, придется все бросить на полпути…

Пока муж рассуждал — так трезво, так здраво, — Сейида размышляла о маленьком существе, которое шевелилось в ее чреве. Теперь между ней и Аббасом появилась прочная душевная связь. Ведь он отец ее будущего ребенка. И Аббас сознает свою отцовскую ответственность, он в поте лица трудится ради этого существа.

— Жаль, жаль… — продолжал бормотать Аббас. — Хоть бы кто под проценты дал в долг!..

— Зачем терять на процентах?

— Если мне удастся осуществить задуманное, мы получим такие прибыли, которые с лихвой покроют все затраты.

— Послушай, у меня есть приличные сбережения. Бери, сколько тебе нужно. Ведь это для дела.

Аббас с укором, как бы осуждая себя, покачал головой.

— Но я не вернул тебе прежнего долга…

— Не стоит заводить об этом разговор, Аббас, — ласково сказала Сейида.

Супруг задумался.

— Ну что же, — произнес он, наконец, — я возьму у тебя деньги, но при одном условии…

— Я слушаю, — подбодрила его Сейида.

— Если ты согласишься, чтобы я отписал на тебя землю… Разумеется, все постройки, которые мы там сделаем, станут твоей собственностью.

— Неважно, что кому будет принадлежать… Мы ведь для наших детей стараемся…

— Нет, нет, иначе меня совесть замучит. Переведем на твое имя участок в переулке эль-Гамамиз и будем в расчете.

На следующий день Аббас потащил Сейиду обозреть ее будущие владения. По узкому переулку, создавая еще большую тесноту, ходил пятый номер трамвая. Они остановились возле тележки с прохладительными напитками, стоявшей на краю пустыря, и Аббас широким взмахом руки очертил участок, границами которого были улицы Баб эль-Хальк, эль-Азхар и Мухаммед Али, — небольшой квартал дряхлых, полуразрушенных домов.

— Похоже на тот район, где я родилась… — с некоторой долей разочарования произнесла Сейида.

— Глупая, все эти дома будут снесены! — снисходительно рассмеялся Аббас. — Сюда вольется улица эль-Халиг, и ширина проспекта достигнет ста метров… Вот увидишь, какую я здесь типографию отгрохаю!

— Сколько себя помню, идет болтовня о реконструкции, а все остается по-прежнему. Снесли несколько домишек, на том все и кончилось.

— Ну, я-то точно знаю. Мне сказали в управлении по благоустройству, что работы завершатся еще в этом году.