Мы наш, мы новый... - [26]

Как следовало из доклада Эссена, вышла из строя одна машина, то есть совсем вышла, необходим был длительный ремонт, причина устанавливается. Макаров хотел было повторить приказ о возвращении двух броненосцев, с остальным разбираться предстояло позже, но тут поступила радиограмма из Артура, о появлении на горизонте множественных дымов. Складывалось полное ощущение, что Тóго подготовил ловушку, вот только русские корабли не успели достаточно отдалиться, впрочем они и не успели бы, Тóго не имел возможности подкрасться и отрезать русскую эскадру от крепости, если только… Если только ему не было известно о возможных неисправностях. Если это так, то они могли быть и на других кораблях. А может случайность? Очень может быть, вот только как-то все одно к одному.

Как только Макаров осознал обстановку, тут же были отозваны крейсера, а эскадра легла на курс к Артуру, вот только она шла курсом, постоянно смещаясь к берегу, чему были все удивлены, но все же безропотно выполнили приказ. Произошли изменения и в построении, а вот этот приказ вызвал всеобщее недоумение. Зачем два новейших броненосца выставлять в арьергарде? Все разрешилось, когда Макаров приказал повернуть к берегу, теперь при приближении японской эскадры под удар подставлялись не просто новейшие корабли, но и имеющие лучшую броневую защиту, далее шла "Полтава" и "Пересвет", причем "Полтава" ближе к японцам, опять-таки более защищенный броней, он должен прикрывать более слабого. Вот только такое построение оправдано на отходе, но вскоре предстоит отворот и курс вдоль берега, а следовательно бой на параллельных курсах и как быть тогда? Перестроиться русские уже не смогут. Но решение принято, остается только его выполнять.

Японцы открыли огонь с дистанции в семьдесят кабельтовых, русские ответили. Вот только эффективной эту дуэль пока назвать было нельзя. Выдерживая максимальный темп стрельбы, японцы ни на минуту не снижали хода стремясь успеть отрезать русских от берега. Но вскоре стало очевидным, что несмотря на трехкратное преимущество в скорости, Тóго все же не успевает, дальнейшее сокращение дистанции могло привести только к тому, что русские получат преимущество для своих бронебойных снарядов, а потому, Тóго был вынужден отвернуть, выходя на параллельный курс и снизить скорость. Все. Максимум, что теперь ему было доступно в этой ситуации – это немного выдвинуться вперед и нависая над головой русского строя сосредоточить огонь артиллерии на идущих головными "Петропавловске" и "Севастополе".

Практически одновременно с основными силами на дистанцию открытия огня вышел и отряд Катаоки, между ним и крейсерами завязалась жаркая перестрелка. Ситуация усугублялась тем, что к избиению крейсеров присоединился "Адзумо", как будто японцы и без того не имели явного преимущества.

— Степан Осипович, пора перебираться в боевую рубку, — когда первый снаряд упал неподалеку от броненосца обратился к Макарову Молас, который как и весь штаб, находился на мостике вместе с командующим.

— Там я не смогу в достаточной мере наблюдать за сражением, в бойницы не больно-то и посмотришь, а мне нужно видеть общую картину. И потом, мой штаб, командование броненосцем – там будет слишком тесно.

— Ваше превосходительство, это по меньшей мере неразумно, — не сдавался Молас, поддержанный загомонившими офицерами, — Никто не сомневается в вашей храбрости и стойкости, вот только вы нужны флоту живым и здоровым. Если рубка не способна вместить весь штаб, что же так тому и быть, штаб останется на палубе, но уж вам-то место там найдется, — вот теперь ни намека на увещевание, в словах начальника штаба слышались уже требовательные нотки.

Макаров надувшись как сыч обвел взглядом всех окружающих и тут его взгляд зацепился на стоящем в сторонке матросе. Сигнальщик смотрел на адмирала таким взглядом, что он пробирал казалось до самых потаенных глубин души. Были в нем и боль, и мольба, и недоумение, и укор, целая гамма чувств и все это выражено одним только взглядом. А еще в фигуре матроса проскальзывало нечто такое, по чему можно было сделать вывод, что вот сейчас он наплюет на все уставы и субординацию, заграбастает в охапку строптивого адмирала и уволочет под защиту брони. Вот было в облике рослого матроса что-то такое, по чему можно было прийти именно к такому выводу.

Неизвестно, что послужило принятому решению, вид ли матроса, готового пойти на преступление, чтобы оградить от опасности любимого адмирала, увещевания ли офицеров или просто возобладал здравый смысл, но Макаров все же развернулся и с недовольным выражением на лице направился в рубку.

Помещение встретило его сумраком, который разгонялся включенным освещением, и таки да, было душно, но оказавшись под защитой брони, многие облегченно вздохнули. Сразу и не поймешь, то ли от того, что почувствовали себя в безопасности или от того, что адмирал перестал дурачиться и больше не подвергает себя ненужной опасности. Для командования броненосцем здесь было довольно просторно, но вот с появлением здесь адмирала с его штабом стало куда теснее.

Не останавливаясь, Макаров тут же прошел к смотровым щелям. Впрочем, щелями их назвать было трудно, скорее узкие окошки, через которые в рубку мог ворваться целый рой осколков. Но здесь эта проблема была решена, так как были установлены рамки с остеклением в несколько слоев, идея подсмотренная на бронепоездах, имелись и запасные стеклопакеты, которыми легко было заменить поврежденное остекление. Между основным пакетом в несколько слоев и наблюдателем имелось еще одно стекло со свободным пространством между ними, так что в случае если стекло все же будет разбито, то его осколки никак не повредят глаза наблюдателя их примет на себя вторая, внутренняя нитка. Стоит заметить, что остекление было заметно толще такого же на бронепоездах, а потому, в отличие от него, вполне могло погасить и энергию винтовочной пули выпущенной в упор.