Мы — можем! - [79]
Шхуна «Кодор» была построена на год раньше. Успела немножко поработать у рыбаков Балтики, а потом была передана Ленинградской мореходке в качестве учебно-парусного судна. Ей сменили вооружение — из гафельной шхуны сделали бермудскую. Грузовые трюма переделали под жилые. Добавили спасательных шлюпок. И стал «Кодор» школой для моряков. Мальчишкам из ЛМУ дико повезло. Они попали в ученики к легендарным мореходам России. Начальником практики на «Кодоре» был герой-подводник Николай Александрович Лунин, а капитаном — Александр Александрович Аристов.
Не стоит заморачиваться тем, что Лунин прославился как подводник. Это был моряк высшей пробы. Еще до войны он служил на учебно-парусном судне «Вега» и семь лет командовал этим судном.
Капитан Аристов широко известен среди яхтсменов. Яркая личность, всю свою сознательную жизнь посвятившая парусу. Он участвовал в международных регатах и всесоюзных парусных гонках. Неоднократно был призером соревнований. Мастер спорта СССР. Но его любимым парусником была шхуна «Кодор», которой он отдал много лет.
«Кодор» также неоднократно снимался в кинофильмах: «В поисках капитана Гранта», «Капитан «Пилигрима», «Остров сокровищ».
В Питере уже давно придумали самый интересный памятник писателю-романтику Александру Грину. В июне здесь проводят праздник выпускников школ — ночные гуляния вдоль Невы под названием «Алые паруса». Парусник с алыми парусами проходит через центр города. Молодежь любуется им и ликует. С 1971 по 1979 год этим парусником была шхуна «Кодор».
В восьмидесятые годы «Кодор» перегнали на Каспий. Там знаменитое судно закончило свою морскую карьеру. Как тогда было принято, из него сделали плавучий кабак. В 1999 году он сгорел.
Парусники финской постройки можно было встретить на всех морях СССР. Больше всего их было на Балтике. В Питере у набережной Лейтенанта Шмидта cобиралось иногда до дюжины этих суденышек — лес мачт на фоне заката.
Наиболее сложным делом был перегон финских шхун и баркентин на Дальний Восток. Первое такое плавание совершили бермудские шхуны «Коралл» и «Кальмар» в 1947 году. Капитан Борис Шанько написал об этом плавании книгу «Под парусами через два океана». Сей труд не блещет литературными изысками, но берет за душу фактическими подробностями. Для моряков, особенно русских, этой книге нет цены.
Шхуна «Профессор Рудовиц» имела гафельное вооружение. Площадь парусности составляла 730 квадратных метров. Однако мы не носили топселей и очень редко ставили бизань, так как эти шхуны с бизанью весьма рыскливы на попутных курсах. Тем не менее, парусов было достаточно, чтобы под углом хотя бы 60 градусов вырезаться на ветер, так как мощности вспомогательного дизеля 250 лошадей не хватало для хода против ветра в штормовых условиях.
В процессе переоборудования в экспедиционное судно второй трюм был переделан под жилой. Над его капом от бизани до грота сделали легкую навесную палубу, своего рода шканцы, а в средней рубке оборудовали три лаборатории. Первый трюм остался грузовым. В нем хранился такелаж, паруса, многочисленные пустые бутылки для проб воды (хозяйство науки), уголь и кокс — топливо для бани, камбуза и отопительного котелка во втором трюме. Там же располагался большой «холодильник» и бочка с квасом. О «холодильниках» речь еще впереди. Современному моряку, привычному к рефкамерам, интересно будет узнать, как мы в пятидесятые годы хранили свое продовольствие на судах с автономностью 20 суток, нередко превышавшейся по необходимости.
Мясо и вся скоропортящаяся провизия хранилось в ледниках. Ледник — это деревянный ящик, внутрь которого вставлен ящик из оцинкованной жести — такое чудо в серебристых звездочках. Пространство между ними забивается натуральным льдом, который постепенно тает, отбирая тепло у хранилища. Один такой «холодильник» стоял за кормовой переборкой кормовой рубки, а другой — в первом трюме у трапа.
Бывало, лед кончался раньше, чем провизия. Эту проблему решали, исходя из общей обстановки. Помню, однажды, без охлаждения осталась целая телячья туша. Боцман Петр Васильевич сказал: «Что бы вы без меня делали?» и поднял на фале натертую солью тушу под салинг бизани. Туша сохранилась хорошо, но фал быстро перетерся на морской качке. Телятина упала на автора выдумки во время мокрой приборки. Могло убить или сломать позвоночник. Но Господь милостив. Снаряд прошел по касательной к ягодицам склонившегося над шваброй боцмана. Васильевич брыкнулся, растянувшись на палубе, но даже синяков не было.
Для хранения хлеба был предусмотрен хлебный ящик на шканцах. Экипажу (22 человека) и личному составу экспедиции (до 9 человек) хлеба требовалось много. Мы таскали его с берега в 50-килограммовых ящиках на горбу и укладывали в хлебный ящик — такой деревянный сарайчик со стеллажами, в стенках которого были насверлены отверстия для циркуляции воздуха.
Хлеб черствел задолго до конца автономного плавания. И тогда, чтобы не пропал для русских, особенно питерцев, святой продукт — вахтенные резали его на сухари. Резали до кровавых мозолей. Сухари хранились исправно. Кроме того, у нас всегда стояла бочка с самодельным хлебным квасом марки «вырвиглаз», который особенно хорош после бани.
