Мы — можем! - [82]

Полагалось по всем станциям производить наблюдение примерно в одинаковых метеоусловиях. Поэтому однажды на Виндавском разрезе, когда мы получили штормовое предупреждение, пришлось в ускоренном темпе довести наблюдения до конца. В противном случае пришлось бы после шторма начинать все сначала. Мы успели, но и шторм тоже успел разгуляться. В результате продолжительных работ и последующего штормования мы сильно превысили срок автономности. С питанием как-то обошлось. От голода никто не помер. Но наши курящие соплаватели — а их было большинство — начали страдать из-за того, что курево кончилось. Сначала они перестали выбрасывать окурки. Остатки табака они потрошили в пустую консервную банку, прибитую в изголовье койки, и потом сворачивали самокрутки. Когда кончилось и это, сушили листья от веников для бани, крошили их и тоже пытались курить. Глядя на их муки, я решил, что никогда не стану курильщиком.

В середине лета «Рудовиц» на несколько дней зашел в Питер для смены состава экспедиции. Смена прошла нормально, но что-то подпортило нашу удачливость. В день выхода по традиции тех времен экипаж был прилично под градусом. Трезвыми остались только мы с Сережей. Мы вышли из Гутуевского ковша, но не из порта. Предстояло еще забункероваться соляркой в Барочном бассейне. При подходе к плавучей бункер-базе шхуна вант-путенсами бизани повредила пожарный щит бункеровщика. Экипаж базы отказался принимать наши швартовы. Их возмущение можно было понять. Но нам нужно было кровь из носу заправиться соляркой. Подогретый прощальным угощением экипаж пошел на абордаж. Команда бункер-базы, как впоследствии выяснилось, тоже была нетрезвой. По законам морской классики пошел абордажный бой, правда, только рукопашный. Неизвестно, как могли бы дальше развиваться события, но наш механик в партнере по спаррингу вдруг узнал своего старого приятеля. С этого момента бой перешел в мировую, а потом нас забункеровали. Причем время бункеровки не было потрачено даром — пили уже двумя коллективами и братались при этом. Короче говоря, хотя наш отход был объявлен на 8 часов утра, но только в полночь мы прошли Кронштадт. Мы с Серегой и Майей Ивановной заступили на вахту с нуля. Наша вахта прошла нормально, зато все попытки разбудить в четыре часа наших сменщиков — козлиную вахту старпома –  оказались безрезультатными. И мы простояли еще шесть часов, пока наш экипаж не начал возвращаться к жизни.

В Ирбенском проливе мы обнаружили плавающую мину и караулили ее до подхода тральщика. Но больше всего натерпелись страху неподалеку от шведского острова Готланд. Со стороны Швеции крепко дуло. Потом стало потише. И вдруг раздался панический вопль впередсмотрящего, которым был Старая Галоша: «Справа сорок — взрыв атомной бомбы!» Все, кто был наверху, в ужасе ринулись к правому борту. И облегченно вздохнули. Кабельтовых в двенадцати от нас со стороны шведского берега шел смерч. Каботажный моряк, постаревший в портофлоте, никогда не видел смерчей. Но атомный гриб на картинках видели все. А время было суровое. Америка постоянно поддерживала напряженность. Еще всплывали мины прошедшей войны, а нас уже запугивали будущей.

Культ чистоты на парусниках тогда еще был силен. Я даже не говорю об учебных парусниках, где до сих пор поддерживается эта святая традиция. На простой экспедиционной шхуне мы тоже отдавали должное эстетике. После каждой стоянки в порту и погрузки топлива обязательно делалась мокрая приборка. В море это событие совершалось не реже, чем раз в три дня. Вся команда выходила по авралу. Запускали пожарную помпу и с двумя шлангами в руках и другими средствами ухода за судном мы шли с носа в корму и от наветренного борта к подветренному. Рубки мыли с содой, а для палуб использовалось жидкое земляничное мыло в фанерных бочонках. Для мытья применялись палубные щетки, подобные нынешним. Но тогда синтетики еще не было, и щетина была натуральной. Швабры были тоже классического образца. Последняя операция выполнялась по команде «Скатить и пролопатить!» Вымытая палуба скатывалась из шлангов и остатки воды сгонялись специальным инструментом, названным лопаткой. Представьте себе щетку на древке, но без щетины. Вместо этого к ней прикреплен лист жесткой резины, немного выступающий за края деревянного основания. Кромкой этой резины гнали воду к стоку — лопатили.

Когда процесс заканчивался, начиналась игра. Команда делилась на две партии, каждая при одном шланге. Та партия, которая успевала захватить шканцы, держала оборону, а вторая — со своим шлангом — пыталась прорваться наверх и разоружить противника. В итоге сплетались мокрые тела борцов, и где-то в центре этой кучи кто-нибудь отдавал от шланга ствол. Из голого шланга вода шла уже без мощного напора.

Игра кончалась. Что поделаешь? Да, мы были молодыми и веселыми.

Лето кончилось. Пришла штормовая осень. Мы работали с периодическими заходами в Ригу, Вентспилс и Либаву. В октябре, выстаивая очередную «собаку», нашли на небе яркую звездочку первого спутника, летящую своим путем. Сбылось то, о чем говорили по радио. И нас охватила гордость за свою многострадальную, но такую талантливую Родину.