Мы — из дурдома - [31]

Шрифт
Интервал

лил прямо из бака — тяп, да! Еще раз, да, нолил — ляп! Ах, жизнь ты, да, жизнь Икарова!


НОВЫЙ ПАМЯТНИК В МОСКВЕ


1

То, о чем лишь слышал по радио тамбовский умелец Фрол Ипатекин, видел из окна московской квартиры мой и его, Фрола, разлюбезный друг, бывший графоман, а ныне процветающий писатель Алексей Романов. Что же он, бытописатель, видит? А видит и слышит он нестройную поступь умело запараллеленного историческими хулиганами времени.

— Да вы, никак, за царя-батюшку, ребяты? — громко вопрошает бывшая пионерка, а ныне старушка с красным бантом на беретке. — Да здравствует Тимур и его ко… ко… ко… — она ужаснулась тому, что забыла нужные слова, она ударила хозяйственным пакетом об асфальт, ударила с такой силой и страстью, что пакетное молоко фонтаном ударило в низкое небо. — И… это! Это самое!..

А оттуда, с неба, повалилась на ристалище «это самое» выплюнутая сатаною жвачка, тупой информационный бубль-гум.

Но уже через мгновение несчастная пассионария была сметена лавиной безбашенных носителей различных политических инфекций. Даже имени ее не осталось на скрижалях истории, а только оранжево-красный бант, растоптанный суровой поступью перманентной революции на привокзальной площади имени клоуна Калинкина. «Спокойнее надо быть в политических вопросах запятая слюной не брызгать».

Над площадью, как над полем брани, кружились суровые голуби мира.

В завязавшейся потасовке евразийцы вынуждены были отбиваться заранее припасенными для этого вениками — и всего-то. Однако одного либерального младопупыша пришлось очень беспринципно ударить в пах, он древесно закряхтел и оплыл, как шоколадный заяц на солнцегреве.

В раскрытую форточку Алексей Романов слышал веселый голос своей племянницы Шуры, которая с балкона обращалась к младопупышу, прилипшему подошвами к выплюнутой жвачке, густо павшей на асфальт:

— Мальчик! Ну что ты так сучишь ножками? Писать хочешь? Вон, беги, встань за угол и пописай, только не мешайся у дяденек под ногами.

Но более никто уже не обращал внимания на прилипшего к асфальту героя по причине неэффективности его выхлопов. Схватка переместилась вглубь площади, а младопупыш стоял и плакал, утирая лицо нарядной бейсболкой. Этим не преминули воспользоваться сизари и густо испачкали его, далеко не русые, кудри. К вечеру он станет малозатратным памятником малозатратной революции — еще одним едоком на планете постепенно становилось меньше.

Шура увлеклась уличной суетой, зарделась, приоделась, схватила газовый баллончик и покинула дядин кров.

Вечно беспартийный мсье Романов улыбнулся, отходя от окна, за которым шел этот очередной спор не совсем славян не совсем между собой. Он говорит, обращаясь к своему черному коту Цыцу:

— Цирк, Цыц, — говорит он. — Как же легко обмануть вменяемых, на первый взгляд, людей! Ту же Шуру твою любимую. Ты живешь на глобусе России, да, Цыц, как в сказке. Но Малороссия — она еще сказочней, Цыц. Она, мой друг — это, да, концентрат всех одуревших славян в одном отдельно взятом Тридевятом Царстве. Но мы-то с тобой, да, черным котом — за единство белой расы против остальных рас. Так?

Цыц открыл пасть и издевательски провел лапой по зеву, будто снял с так называемых губ шерстинку или будто сказал: «Я слов не нахожу!..»

— Вся эта беготня, Цыцуня, очень напоминает мне историю о трех раввинах, которые на второй день после вторжения войск вермахта в Польшу подрались, да! И где ты думаешь? В варшавской синагоге. Знаешь, да, из-за чего? Из-за того, кто из них главней. Всего лишь!.. Поверь уж мне, я в Кащенке всякое видел, но они только легко помешанные. А настоящих буйных действительно мало: я да еще Юрка Воробьев…

Кот Цыц вежливо щурится. Не в окно квартиры, а на телеэкран. Он смотрит представление, где г-н Падловский пошел на г-на Гириновского со стаканом воды, когда тот прокричал: «Украинцы — народ третьего сорта, однозначно!»

— Украинская гастроль, да! Кажется, они все хорошо выпили в самолете, — пояснял ему неустанно писатель. — Не далее как вчера во Львове состоялась олимпиада по русскому языку. Жертв нет. Только одна бабушка погрозилась написать президенту Путину про беспорядки, да, в местном коммунальном хозяйстве. Самое главное, что я понял в жизни: как хорошо, что я родился в России и что я не бандерлог! — он чистил оружие. — Мне запредельно повезло в том, что я не бандерлогом, да, родился. А так бы всю дорогу, как они, прятал бы свой хвост под штанами и оглядывался: не видят ли, да, дiвчиноньки?

Он готовился к охоте на лидера, на его взгляд, неуместных в двадцатом веке российских «антифа» и выбирал орудие труда и возмездия. Кот Цыц смотрел новости.

— Видел, Цыц, какое корыто заложили на стапелях в Северодвинске? — привычно комментировал Алексей Романов, разбирая «макара». — Оно уже третье по счету. Пиндосы нервно курят в сторонке. То-то плющит их, сердешных! А оппозиция, да, якобы очень старается, чтоб все поверили: всем нам и тебе, Цыц, в том числе — кранты, а России больше никогда не будет. При этом всём якобинская оппозиция вполне хорошо себя чувствует. Она ищет, да, фашистов, кушает икру лопатами из ведер, ездит не на чем попало, живет не хуже самоей «власти». Это как так, мой боевой товарищ Цыц? Какие у нас в России фашисты, кроме антифашистов? Я его, красноголового, да, пристрелю — и мне ничего не будет: я псих, с добротным, дореформенным еще, советским стажем! Я сделаю рыжему хлюсту одолжение. Не допущу того, чтобы его, этого повесу, повесил революционный быдляк. Я человек благородный, да! У меня справка за подписью самого профессора Снежневского, корифея советской психиатрии. Он бы меня, да, понял: Украина — Украиной, а начинать отстрел больных перелетных птиц надо здесь и сейчас! Так, чтоб другие поняли: «Ах, это не та сосна? Ах, мы ошиблись веткой-с! Ах, как бы мне, рябому-с, к дубу перебраться? Не на то древо, извиняюсь, да, сели-с и нечаянно нагадили-с…» Который-с час-с, Цыц-с?


Еще от автора Николай Александрович Шипилов
Остров Инобыль

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы

В сборник включены рассказы сибирских писателей В. Астафьева, В. Афонина, В. Мазаева. В. Распутина, В. Сукачева, Л. Треера, В. Хайрюзова, А. Якубовского, а также молодых авторов о людях, живущих и работающих в Сибири, о ее природе. Различны профессии и общественное положение героев этих рассказов, их нравственно-этические установки, но все они привносят свои черточки в коллективный портрет нашего современника, человека деятельного, социально активного.


Псаломщик

ИСХОДТы ищешь до коликов: кто из нас враг... Где меты? Где вехи? Погибла Россия – запомни, дурак: Погибла навеки...Пока мы судились: кто прав – кто не прав...Пока мы рядились -Лишились Одессы, лишились Днепра -И в прах обратились.Мы выжили в чёрной тоске лагерей,И видно оттуда:Наш враг – не чеченец, наш враг – не еврей,А русский иуда.Кто бросил Россию ко вражьим ногам, Как бабкино платье? То русский иуда, то русский наш Хам, Достойный проклятья.Хотели мы блуда и водки, и драк...И вот мы – калеки. Погибла Россия – запомни, дурак, Погибла навеки.И путь наш – на Север, к морозам и льдам, В пределы земные.Прощальный поклон передай городам –Есть дали иные.И след заметёт, заметелит наш след В страну Семиречья.


Ночное зрение

Николай ШИПИЛОВ родился на Сахалине в 1946 году. Учился и жил в Новосибирске. В четырнадцать лет начал трудовую жизнь. Работал плотником-бетонщиком, штукатуром, монтажником, полевым рабочим, артистом оперетты, корреспондентом районной газеты, областного радио и телевидения, телевизионным режиссером. Рассказы Шипилова были опубликованы в журнале «Литературная учеба», в альманахе «Истоки», «Литературной России», в периодических молодежных изданиях Болгарии. Он участник VII Всесоюзного совещания молодых литераторов в Москве. «Ночное зрение» — первая книга молодого писателя.


Золотая цепь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.