Мы идем на Кубу - [16]
Высыпал Иваныч семечки на палубу, поглядела кедровка, слетела вниз, и щёлк! щёлк! — только лузга посыпалась.
— Ну вот видишь, говорил же, что-нибудь придумаем. Так и поплыла кедровка с нами.
Увидел её капитан и попросил плотника сделать клетку:
— Не годится землячке в штормы пропадать.
А когда клетка была готова, забрал кедровку к себе в каюту. Но не неволил её и клетку всегда держал открытой. Захотела птица — вылетела. Поносилась над морем — и снова в своё жилище.
Когда уходили мы с Кубы, думали, что кедровка останется в лесу. А она полетала-полетала — и опять в рейс со своим пароходом. Как член экипажа. А когда подходили к Кавказу и открылись нам горы, заросшие сосновыми лесами, капитан вынес клетку на палубу и сказал:
— Тут своя земля и свой лес. Теперь-то она улетит. Насыпал ей Иваныч на прощание горсть семечек. И вправду, пощелкала их землячка, покружилась над нами и улетела. Отдал капитан плотнику клетку и говорит:
— Не нужна она теперь, потому что птица на новом месте останется.
— Останется, — сказал плотник. — Здесь места южные, курортные. Не то что суровая тайга.
И верно ведь: из самых дальних концов люди стараются на Кавказ попасть. Ничего не скажешь, красиво!
Погудели мы Кавказу на прощание, махнули флагом. И пошли вторую половину земли мерить.
Отстоял капитан вахту, зашёл в свою каюту, смотрит, а на столе кедровка сидит, свою клетку разыскивает. Прилетела — значит, решила с нами плыть к своей зиме, к родным таёжным снегам. Не годится таёжнице засиживаться на курортах.
1962–1963 гг.
