— Мне десять марок с Фиделем.
— С Фиделем? — переспросила женщина. — Это проблема. Раскупили.
Вот тебе и положил марки другу на стол! Десять сразу! Что же делать? Женщина посмотрела на меня с сочувствием и вдруг приложила палец ко лбу: что-то, мол, придумала! Она вышла и вернулась со старыми конвертами. Села у стола, ножницами раз-раз! — и пять марок мне протягивает. На каждой синее небо, под ним Фидель в зелёной гимнастёрке. И на каждой написано: «Победа на Плая-Хирон».
Я так обрадовался, словно тоже одержал победу.
Солнце докурило свою сигару, пыхнуло напоследок и спряталось за гостиницей «Гавана либре». Только дымок ещё розовел над ним. Над гостиницей уже зажглась неоновая надпись, и я заторопился на судно. Как бы не стали беспокоиться!
По-ночному синело небо. Спадала жара. Двери домов были открыты. Куда ни поверни голову — всюду мерцают экраны телевизоров, хоть на ходу телевизор смотри. Вон на экране барбудо шагает по зарослям, вон кто-то на дерево лезет с биноклем.
Вышел я на тихую и темноватую улочку, через квартал — автобусная остановка, там я и сяду.
И вдруг — бу-ух! Бух! Где-то рядом грохнул выстрел, второй. Ударила автоматная очередь, в ответ ей ещё одна. Неровная, захлёбывающаяся. Захлопали двери. По улице побежали люди. Кто-то кричит:
— Милисиано убит! Милисиано!
Я бросился вместе со всеми. Выскочил на перекрёсток. Пороховой дым плавает. А у дома сидит милисиано, совсем молоденький. Привалился спиной к стене, голова у него падает, по груди пятно крови растекается, а он всё силится подняться и рукой автомат нащупывает. У ног его стреляные гильзы разбросаны.
Я взял одну и зажал в кулаке. Тёплая ещё. Попробовали парня поднять, а он уже не дышит и рука затихла. В толпе как закричат:
— Вот что они делают, недобитые! Найти их!
Но недобитых нигде не было. Только старушка из дома сказала, что они умчались в «макина негро», в легковой чёрной машине, и милисиано, кажется, ранил одного…
К дому с шумом подъехал автомобиль. Сквозь толпу пробрались несколько милисианос. Отнесли товарища в машину. А у того места, где ещё виднелась кровь, стали на пост двое других. Командир расспросил обо всём старушку, и автомобиль уехал.
Я выбрался из толпы, на остановке сел в автобус. А по дороге напряжённо вглядывался в каждую красивую машину и сжимал в руке всё ещё тёплую гильзу.
На следующий день Франциске пришёл к нам, опоясанный широким ремнём с пистолетом.
— Вчера убили нашего товарища, — сказал он.
— Я знаю, — сказал я. — Недобитые.
— Добитые! — ударил ладонью по столу Франциско. — Их поймали мои ученики. Ночью, как только они подъехали к своей норе на машине.
— На чёрной? — спросил я.
— Си, — кивнул он. — На самой чёрной!
Он заходил по каюте и, размахивая руками, стал рассказывать.
Три ученика Франциско сидели на улице поздно вечером.
Мимо них проехала чёрная машина и остановилась напротив ближнего дома.
— «Кадиллак», — сказал негритёнок, тоже Франциско.
— Но «кадиллак»! «Шевролет», — возразили друзья. Ребята заспорили и подошли ближе. И вдруг из машины вышли двое с автоматами. Третьего они вели под руки, рубаха у него была в крови.
Мальчишки притаились. Люди с оружием постучали в дверь и, оглядываясь, вошли. Почему они с оружием? Почему не отвезли раненого в госпиталь? И почему оглядываются? Они чего-то боятся? Это нехорошие люди, решили ребята. Нужно что-то делать.
Маленький Франциско бросился в народную милицию, а его друзья остались следить за домом. Чёрный «шевролет» всё стоял на улице, у подъезда. Незнакомцы в любой момент могли выйти и укатить! Франциско бежал изо всех сил. Вот он, наконец, дом с широко распахнутой дверью. В неё то и дело входили и выходили милисианос. Все были чем-то встревожены. За столом командир смотрел на карту города и строго отдавал распоряжения. Он увидел Франциско и спросил:
— Что тебе, малыш?
Франциско рассказал о подозрительных людях, о чёрной машине. И все разом заговорили:
— Это они!
Командир вызвал машину, и через несколько минут Франциско мчался уже с отрядом милисианос к дому, где прятались недобитые.
— Их успели взять? — спросил я. — Всех недобитых?
— Си! Мои ученики! — с гордостью ударил себя в грудь Франциско и вдруг заторопился уходить. — Надо идти. Сегодня вечером я увижу Фиделя. Он будет выступать.
Я только позавидовал. Потом достал свой пиджак, отстегнул от него значок и говорю:
— Передай Фиделю.
Франциско вскинул брови, подумал и положил руку мне на плечо.
— Ты отдашь сам. Вечером, в восемь, будь у «Гавана либре».
До начала митинга оставалось ещё два часа, но я уже сбежал по трапу и спустился на катер, который стоял у кормы.
— В Гавану? — спросил старик рулевой.
Я кивнул головой. Катер быстро пошёл к берегу. Вдали, за набережной, уже виднелась «Гавана либре», но, как только мы подошли к берегу, ближние дома заслонили её. Она словно спряталась. Я выпрыгнул на причал и крикнул старику:
— Мучо грасиа! Большое спасибо!
Иду и думаю, как бы не опоздать, и всё поглядываю по сторонам, нет ли такси. А тут как раз возле меня остановилась машина. Везёт мне!
— Куда, камарад?
— В «Гавана либре»!
