Мы были высоки, русоволосы… - [5]

Которыми я выразил любовь.

И что сказать? Я вспомнил жизнь, в которой

Так мало было настоящих дней.

Пойми меня, — с тобой я понял счастье,

Не то, что в книгах вычитали мы,

И о котором в детстве нам твердили.

Я понял жизнь.

Она всегда жестока,

Как пытка непомерная, страшна,

Но это — жизнь. Войду в вагон и людям

О счастье быть влюбленным расскажу.

1939

«Моя земля — одна моя планета…»

Моя земля — одна моя планета,

Она живет среди ночей и звезд.

Мне говорят, что путь бойца-поэта

В ее ночах не очень будет прост.

Но я иду.

1938

Обрыв

Страсти крут обрыв,

Отойдите, — будьте добры.

В. Маяковский

Чрез заросли полыни и крапивы

Мы шли вдвоем.

Дыханье пало с губ.

Шуршал песок, и где-то под обрывом

Кончалась ночь, которая в мозгу

Еще живет, еще пестрит и рушит

Те доводы и ссылки на ничто,

Которых нет понятнее и суше.

Я рядом шел. Она в моем пальто

Казалась лучше. Ей оно пришлось,

Как сну — фантазия и как слепому — посох.

А ветер в ночь, разбросанно и косо,

Сносил зеленый дым ее волос.

Мы шли вдвоем.

Шуршал и падал гравий.

А где-то там, за мельницей, внизу

Пал водопад, и в пенистой оправе

Обрушил в ночь блестящую слезу.

А мы все шли. И нам казалось мало.

Обрыв был близок.

Вот он.

И в пролет

Глядит скула старинного обвала,

И что-то тянет вниз.

Аукает.

Зовет.

И грусть была, какой я сроду не пил.

Немело горло в спазмах немоты.

А сердце горько таяло, как пепел

Нахлынувшей внезапно темноты.

… Бывает так: стоишь, себя не помня,

Забыв годам и письмам женским счет,

Когда все краше, ярче и огромней

Мир прожитого в памяти встает.

1940

Отелло

Пусть люди думают, что я трамвая жду,

В конце концов, кому какое дело,

Что девушка сидит в шестом ряду

И равнодушно слушает «Отелло».

От желтой рампы люди сатанеют.

Кто может девушке напомнить там,

Что целый год ищу ее, за нею,

Как этот мавр, гоняясь по пятам.

Когда актеры позабыли роли

И — нет игры, осталась лишь душа,

Партер затих, закрыл глаза от боли

И оставался дальше, не дыша.

Как передать то содроганье зала,

Когда не вскрикнуть было бы нельзя.

Одна она с достоинством зевала,

Глазами вверх на занавес скользя.

Ей не понять Шекспира и меня!

Вот крылья смерть над сценой распростерла.

И, Кассио с дороги устраня,

Кровавый мавр берет жену за горло.

Сейчас в железы закуют его,

Простится он со славой генерала,

А девушка глядела на него

И ничего в игре не понимала.

Когда ж конец трагедии? Я снова

К дверям театра ждать ее иду.

И там стою до полчаса второго.

А люди думают, что я трамвая жду.

1939

«В тот день, когда я был еще не твой…»

В тот день, когда я был еще не твой,

В содружестве с кочевьем и вокзалом

Я думал жизнь прожить, а под Москвой

Еще был лед, и пахло снегом талым.

Еще с утра по дачным этажам

Летел галдеж, детей душила зависть,

И гребни льдин, подобные ножам,

Еще в речные отмели вонзались.

Еще художник, холст в окне развесив,

Соразмерял свой вид на карандаш,

Чтоб догадаться, был ли интересен

Плашмя на землю брошенный пейзаж.

И, может быть, того весна хотела,

Что в этот день, без повода, без дела

Бродя по комнатам,

Не видя зла ни в чем

Стекло в окне, в которое глядела,

Ты продавила розовым плечом.

1940

«Я знал одно…»

Я знал одно —

Куда милей кочевье.

Спать на полу,

Читать чужие книги,

Под голову совать кулак иль камень,

И песни петь —

Тревожные, хмельные,

Ходить землей,

Горячею от ливня,

И славить жизнь…

1940

Что значит любить

Идти сквозь вьюгу напролом.

Ползти ползком. Бежать вслепую.

Идти и падать. Бить челом.

И все ж любить ее — такую!

Забыть про дом и сон,

Про то, что

Твоим обидам нет числа,

Что мимо утренняя почта

Чужое счастье пронесла.

Забыть последние потери,

Вокзальный свет,

Ее «прости»

И кое-как до старой двери,

Почти не помня, добрести,

Войти, как новых драм зачатье,

Нащупать стены, холод плит…

Швырнуть пальто на выключатель,

Забыв, где вешалка висит.

И свет включить. И сдвинуть полог

Крамольной тьмы. Потом опять

Достать конверты с дальних полок,

По строчкам письма разбирать.

Искать слова, сверяя числа,

Не помнить снов. Хотя б крича,

Любой ценой дойти до смысла.

Понять и сызнова начать.

Не спать ночей, гнать тишину из комнат,

Сдвигать столы, последний взять редут,

И женщин тех, которые не помнят,

Обратно звать и знать, что не придут.

Не спать ночей, не досчитаться писем,

Не чтить посулов, доводов, похвал

И видеть те неснившиеся выси,

Которых прежде глаз не достигал, —

Найти вещей извечные основы,

Вдруг вспомнить жизнь.

В лицо узнать ее.

Прийти к тебе и, не сказав ни слова,

Уйти, забыть и возвратиться снова,

Моя любовь — могущество мое.

1939

Вокзал

1

Зимою он неподражаем.

Но почему-то мы всегда

Гораздо чаще провожаем,

Чем вновь встречаем поезда.

Знать, так положено навеки:

Иным — притворствовать,

А мне —

Тереть платком сухие веки

И слезно думать о родне.

Смотреть в навес вокзальной крыши

И, позабывшись, не расслышать

Глухую просьбу: напиши…

Здесь все кончается прощаньем:

Фраз недосказанных оскал,

Составов змейных содроганье

И пассажирская тоска.

Здесь постороннему —

лишь скука,

Звонки да глаз чужих ожог.

Здесь слово старое — «разлука»

Звучит до странности свежо.

Здесь каждый взгляд предельно ясен

И все ж по-своему глубок.

Здесь на последнем самом часе

Целуют юношей в висок.

А пожилых целуют в проседь

(Гласит мораль житейских уз),

Поцеловать

здесь значит: сбросить

Воспоминаний тяжкий груз.