Мы были высоки, русоволосы… - [3]

Мухи бьют с налета об окошко.

Кочет песни ранние поет.

Только в полдень отлетевшим залпом,

Клочьями оборванного сна,

Будто снег на голову, внезапно

Падает на окна тишина.

Пахнут руки легкою ромашкой,

Спишь в траве и слышишь: от руки

Выползают стайкой на рубашку

С крохотными лапками жуки.

Мир встает такой неторопливый,

Весь в цветах, глубокий, как вода.

Даже слышно вечером, как в нивы

Первая срывается звезда.

Людям не приснится душный город,

Крик базара, ржанье лошадей,

Ровное теченье разговора…

Люди спят. Распахнут резко ворот.

Мерное дыхание грудей.

Спят они, раскинув руки-плети,

Как колосья без зерна, легки.

Густо лиловеют на рассвете

Вскинутые кверху кадыки.

Видят сны до самого рассвета

И по снам гадают —

Так верней —

Много ль предстоящим летом

Благодатных выпадет дождей?

Я запомнил желтый подоконник,

Рад тому, что видеть привелось,

Как старик, изверившись в иконе,

Полщепотки соли на ладони

Медленно и бережно пронес.

Будет дождь? Роняют птицы перья

Из пустой, далекой синевы.

Он войдет в косые ваши двери

Запахом немолкнущей травы,

Полноводьем, отдыхом в работе,

С каждым часом громче и свежей.

Вы его узнаете в полете

Небо отвергающих стрижей,

В бликах молний и в гуденье стекол,

В цвете неба, в сухости ракит,

Даже в том, как торопливо сокол

Мимо ваших окон пролетит.

1938

Одесская лестница

Есть дивные пейзажи и моря,

Цветут каштаны, выросли лимоны.

А между нами, впрочем, говоря,

Я не глотал ещё воды соленой.

Не видел пляжа в Сочи, не лежал

На пестрой гальке в летнюю погоду,

Еще ни разу я не провожал

В далекий рейс морского парохода,

Не слышал песен грузчиков в порту.

Не подышал я воздухом нездешним,

Не посмотрел ни разу, как цветут

И зноем наливаются черешни.

Не восходил к вершине с ледорубом,

Не знал повадок горного орла.

Еще мои мальчишеские губы

Пустыня древним зноем не сожгла.

Ташкента не узнал, не проезжал Кавказа,

Не шел гулять с ребятами на мол.

Еще одесской лестницей ни разу

Я к морю с чемоданом не сошел.

Мне двадцать лет. А Родина такая,

Что в целых сто ее не обойти.

Иди землей, прохожих окликая,

Встречай босых рыбачек на пути,

Штурмуй ледник, броди в цветах по горло,

Ночуй в степи, не думай ни о чем,

Пока веревкой грубой не растерло

Твое на славу сшитое плечо.

1939

После ливня

Когда подумать бы могли вы,

Что, выйдя к лесу за столбы,

В траву и пни ударит ливень,

А через час пойдут грибы?

И стало б видно вам отселе,

Лишь только ветви отвести,

Когда пойдет слепая зелень

Как в лихорадке лес трясти.

Такая будет благодать

Для всякой твари! Даже птицам

Вдруг не захочется летать,

Когда кругом трава дымится,

И каждый штрих непостоянен,

И лишь позднее — тишина…

Так ливень шёл, смещая грани,

Меняя краски и тона.

Размыты камни. Словно бивни,

Торчат они, их мучит зуд;

А по земле, размытой ливнем,

Жуки глазастые ползут.

А детвора в косоворотках

Бежит по лужам звонким, где,

Кружась, плывет в бумажных лодках

Пристрастье детское к воде.

Горит земля, и пахнет чаща

Дымящим пухом голубей,

И в окна входит мир, кипящий

Зеленым зельем тополей.

Вот так и хочется забыться,

Оставить книги, выйти в день

И, заложив углом страницу,

Пройтись босому по воде.

А после — дома, за столом,

Сверкая золотом оправы

Очков, рассказывать о том,

Как ливни ходят напролом,

Не разбирая, где канавы.

1939

Утрата

В тот день холодным было небо.

Прохожий торопил свой шаг.

Еще с карнизов спущен не был

С каймою траурною флаг.

Мороз щипал до боли лица,

И на окраине, у рвов,

Закоченевшие синицы

Валились наземь с проводов.

И не спалось. И было жестко,

Кровать, как ком сухой земли.

И три морщины вперекрестку

На лбу товарища легли.

Он повернулся — в каплях пота —

И скрылся зябко в полумглу.

Метнулась тенью самолета

От лампы тень в его углу.

А утром — радио, газеты,

Печаль моей большой страны,

И всем знакомые портреты

В бордовый шелк окаймлены.

1938

Весеннее

Я шел, веселый и нескладный,

Почти влюбленный, и никто

Мне не сказал в дверях парадных,

Что не застегнуто пальто.

Несло весной и чем-то теплым,

А от слободки, по низам,

Шел первый дождь,

Он бился в стекла,

Гремел в ушах,

Слепил глаза,

Летел,

Был слеп наполовину,

Почти прямой. И вместе с ним

Вступала боль сквозная в спину

Недомоганием сплошным.

В тот день еще цветов не знали,

И лишь потом на всех углах

Вразбивку бабы торговали,

Сбывая радость второпях.

Ту радость трогали и мяли,

Просили взять,

Вдыхали в нос,

На грудь прикалывали,

Брали

Поштучно,

Оптом

И вразнос.

Ее вносили к нам в квартиру,

Как лампу, ставили на стол,

Лишь я один, должно быть, в мире

Спокойно рядом с ней прошел.

Я был высок, как это небо,

Меня не трогали цветы.

Я думал о бульварах, где бы

Мне встретилась случайно ты,

С которой я лишь понаслышке,

По первой памяти знаком —

Дорогой, тронутой снежком,

Носил твои из школы книжки.

Откликнись, что ли!

Только ветер

Да дождь, идущий по прямой…

А надо вспомнить —

Мы лишь дети,

Которых снова ждут домой,

Где чай остыл,

Черствеет булка…

Так снова жизнь приходит к нам

Последней партой,

Переулком,

Где мы стояли по часам…

Так я иду, прямой, просторный,

А где-то сзади, невпопад,

Проходит детство, и валторны

Словами песни говорят.

Мир только в детстве первозданен,

Когда себя, не видя в нем,

Мы бредим морем, поездами,

Раскрытым настежь в сад окном,

Чужою радостью, досадой,

Зеленым льдом балтийских скал