Музыкант - [2]

- Ну что еще?

Прохор только что собирался рассказать что-нибудь позавлекательней как двое конвойных ввели маленького человека в изорванном, подпоясанном тонким ремешком светлом макинтоше. Рядом с мундирами офицеров и солдатскими шинелями этот макинтош производил впечатление наивного маскарада. Но, глянув на арестованного, Прохор понял, что о маскараде не может быть и речи: лицо пленника было серо-синим от холода, зубы скалились как у затравленного зверька. На непокрытой голове ярко горела копна рыжих волос. Прохор не сразу понял, откуда знает этого человека. А поняв, вздрогнул: то был пианист, тот самый пианист.

Офицеры заговорили между собой. Прохор прислушался:

- Вот, господин полковник, тот самый еврей, которого вчера поймали около моста. Продолжает твердить будто он музыкант и не имел никакого отношения к порче моста.

Полковник вскинул на пианиста тяжелый взгляд серых глаз.

- Похоже на правду, - сказал он медленно, - для такой работы нужна медвежья сила, а это какой то... - не договорив, он обратился к пленному: Музыкант?

- Да.

- Сейчас проверим. Покажи, что ты можешь, - полковник кивком ука зал на стоящую у стены старенькую фисгармонию.

- Если ты действительно такой известный музыкант, как говоришь, мы тебя отпустим. Играй!

Пленный подошел было к фисгармонии, но подняв руки, вдруг поглядел на свои синие сведенные холодом тонкие пальцы и в бессилии уронит их.

- У него руки замерзли, - оказал майор полковнику.

- Согрей руки, - коротко приказал полковник и снова кивком снизу вверх показал на лампу.

Музыкант подошел к лампе и стал греть руки. Тонкие кисти его светились насквозь. Казалось, видно, как течет в них кровь. Прохор глядел на эти руки, забыв, зачем он здесь, забыв начатый рассказ над развернутой картой.

Музыкант сел за инструмент. Жестом, так хорошо запомнившимся Прохору с первого концерта, потер руки и стал задумчиво глядеть на свои длинные, все еще багровые от холода пальцы. Прохор увидел на их тонкой коже глубокие ссадины в кровоподтеки. Пианист тоже, словно сейчас только заметив, что руки его изранены, бросил испуганный взгляд на немцев и поспешно склонился над инструментом.

Погребальное пение Реквиема заполнило горницу, рвалось сквозь дребезжащие окна, в стужу, в темную тишину леса, подступавшего к самой усадьбе.

Полковник неотрывно глядел на руки пианиста. Его брови все ближе сходились над золотым переносьем очков. Поймав это движение бровей, майор крикнул музыканту:

- Стоп! Прекратить это славянское нытье!

Пианист испуганно оборвал музыку. Его руки, как подстреленные на лету птички, замерли на миг и упали с клавиатуры.

Полковник сердито взглянул на майора:

- Почему славянское?! Ведь это наш немецкий композитор Моцарт.

- Ах, так! - виновато произнес майор. - Вундербаар!

Полковник бросил пианисту:

- Играть! - и снова его внимательные серые глаза устремились на пальцы музыканта.

Немцы опять заговорили между собой:

- Такими руками ничего нельзя сделать, - сказал полковник. - Это всего лишь руки артиста.

- Да, - согласился майор.

- В Америке такие руки страхуют, - сказал полковник пианисту. - А у вас?

- У нас это излишне, - тихо сказал пианист. - А когда я ездил в Штаты, мои руки действительно были застрахованы.

- Во сколько? - с жадным интересом спросил майор.

- Двести тысяч долларов, - спокойно произнес Музыкант.

Немцы удивленно переглянулись.

Майор вплотную подошел к пианисту. Прохору показалось, что кулак офицера сжимается для удара. Прохору стоило огромного усилия сдержать себя: хотелось броситься на офицера и... Но нельзя было поднимать шум без команды "человека в очкак". Задание прежде всего!

- Значит, твои пальцы - сокровище, - с издевкой произнес офицер.

Пианист удивленно поглядел на свои руки, словно такая мысль впервые пришла ему. Он молча кивнул и обвел присутствующих смущенным взором.

Взгляд полковника под стеклами очков сделался снова прозрачным, ничего не выражающим. Он равнодушно повернул к пианисту спину и склонился над картой.

Майор порывисто схватил пианиста за руки повыше кисти и положил их на стол. В мертвой тишине горницы было слышно, как шлепнули ладони по дереву стола.

- Руих! Спокойно! - приказал майор и быстро, схватив лежавший на столе тяжелый пресс, сразмаху ударил по пальцу пианиста. Страшный крик наполнил дом.

Зуд, подобный электрическому току, пронизал руку Прохора от кончиков пальцев до плеча. Ему показалось, будто немец размозжил палец ему самому. Ощущение боли было так реально, что он скрипнул зубами. Его взгляд встретился с глазами "человека в очках", устремленными куда-то в сторону. Мгновенно проследив направление, Прохор увидел: полковник доставал из сумки пачку размеченных карт. По жадному вниманию партизана Прохор понял: эти карты и есть цель их налета. Но, прежде чем он успел вернуться взглядом к своему предводителю, новый вопль наполнил дом. Прохор забыл все: наказы "человека в очках", задание, осторожность. Доводы разума перестали существовать. Огромное тело Прожора метнулось в неудержимом прыжке. Все смешалось. Горница наполнилась криками, заглушенным сопением, шумом жестокой драки. Удар по лампе погрузил дом в темноту.