Музыка с той стороны Луны - [7]

– Будьте все свидетелями, – сказал Мадок, – что этот день лишил меня цели в жизни и всякой радости. Будьте все свидетелями, что я больше не напишу ни одной песни, потому что я потерял судью своего сердца и самого придирчивого и откровенного критика своего искусства. И пусть моя слава умрет вместе с моим счастьем! Пусть то, что принесло их, сгорит в одном пламени!

ГЛАВА XXVIII «Воистину не умирает»

Затем Мадок стоял возле погребального костра, окруженный детьми и внуками. Хор одетых в белое мальчиков из храма местной богини плодородия исполнял (как многие считали, это была самая замечательная из множества великолепных песен Мадока) великий гимн поэта человеческому бессмертию и блистательному славному будущему человека, который является единственным и любимым наследником Небес.

Четыре рабыни были убиты и возложены на костер вместе с туалетным столиком Эттарры, всеми ее кухонными принадлежностями и орудиями рукоделия. А потом к костру поднесли факел. Ссохшееся старое тело Эттарры сгорело в этом костре, а вместе с ним и черное перо, которое она держала в руке.

Очень трогательно пели одетые в белое мальчики. Они сладкозвучно и восторженно перечисляли те радости, которые встретятся этой благородной и добродетельной женщине после смерти. Но старый Мадок, слышал другую музыку, не слышанную все те годы, пока Эттарра, лишенная возможности заниматься лунным колдовством, была здесь на Земле его женой. И несчастный вдовец своим громким смехом заставил всех содрогнуться. Он опять слышал, будто исполняемую на волынке, залунную музыку, которой (неважно, слышали ее или нет) было предначертано волновать его, обманувшего Норн.

ГЛАВА XXIX Пути к удовлетворенности

Так пришел конец его процветанию и почестям, и таким было начало его счастья. Старый Мадок побрел как бродяга, слегка безумный и слегка оборванный, но бесконечно довольный тем, что может идти вслед за музыкой, которую никто, кроме него, не слышал.

Та, что творила эту музыку, всегда чуть опережала его и была недостижима. Она держала перед собой то, с помощью чего создавала свою музыку: не громоздкую бронзовую арфу, а сердце с натянутыми струнами души. Он не видел ее лица, но он и не гадал, была ли это Эттарра или его вел кто-то другой. Достаточно было того, что Мадок шел вслед за музыкой, сотканной из сомнений и неудовлетворенности, которая звучала более правдиво, чем любая другая.

Он следовал за милым его сердцу звучанием по переулкам и улицам, на которых домоседы распевали знаменитые песни Мадока. И повсюду улыбающийся старый бродяга видел, что его сограждане живут более счастливо и более достойно благодаря удовлетворенности и возвышенной вере, которыми полны его песни.

Он радовался, что сочинил эти песни, так сердечно воспринимаемые невинными людьми, которые не обманывали Норн. В то же– время – для него, обхитрившего Седых Сестер, – всегда чуть впереди звучала иная музыка, не совсем от мира сего, и вслед за ней вечно брел одинокий бродяга, как и было предначертано ему судьбой.

ГЛАВА XXX Лучший из возможных постскриптумов

Такова история про Мадока, и это лишь малая толика истории про Эттарру. Поскольку рассказ о ней не кончается (как заявляют ученые мужи) смертью телесной оболочки, в которую на какое-то время была заключена душа Эттарры. Да и музыка ее не кончается (как говорят зеленые отроки) независимо от того, что чьи-то уши оглохли от времени и послушания.

Думаю, что нам, старшим, едва ли нужно это оспаривать, поскольку есть много других вопросов, которые можно обсуждать долгими вечерами. И если вдруг послышится залунная музыка, она прозвучит тише, чем треск поленьев в камине, и ее заглушат пронзительные голоса наших детей. Мы, будучи людьми, можем иногда задумчиво прислушаться к забытому звучанию, слышимому лишь юными. Однако мы, ничего не слыша, не чувствуем себя полностью несчастными. К тому же общепринятые приличия не позволяют нарушить покой семейного круга (вспомните этого невоспитанного крикуна Ламеха) воплем:

– Я убил отрока в рану мне!