Музыка любви - [74]

Когда она вышла к нему навстречу, одетая в черный шелк, Андреу утратил дар речи. Утром, покупая платье, он представлял в нем Аврору, но его воображению далеко было до ошеломляющей действительности. Ему явился ангел ночи, несущий на крыльях таинственное мерцание звезд, создание совершенной красоты, которая, как известно, — в глазах смотрящего. И одними глазами он звал ее по имени, и она отвечала ему — одними глазами.

Они пытались что-то сказать, но у обоих перехватило дыхание, и слова заблудились в пути. Тьма окутывала их шелковым покрывалом, молочно-белая луна манила обещанием чудес. Завороженные, они все так же молча сели в кабриолет, и «феррари» неслышно заскользил по серпантину.

Из динамиков лился ноктюрн Шопена, и Аврора мысленно подыгрывала на рояле, время от времени поглядывая на Андреу. Она начинала понимать, почему ее мать влюбилась в Жоана Дольгута. Вероятно, он обладал таким же магнетизмом, будил в людях страсти: любовь ли, ненависть — что угодно, кроме равнодушия. Ужас в том, что от ненависти до любви один шаг. Так говорила мама. Или она говорила — наоборот? Но на кого же Андреу похож? Эти черты, эта буйная зелень в глазах — кого он ей напоминает? И как ее угораздило отправиться на ужин с сыном маминого возлюбленного? Лучше и не думать... Отчего он такой тихий? Узнал что-то об отце? Осведомлен об истории Жоана и Соледад лучше, чем она? «Какая прекрасная ночь. — Она подняла голову. Взгляд утопал в звездной бесконечности. — Что теснит мне душу? Молчанию не хватает места? Или просятся на волю несказанные слова? — Глубокий вздох. — Воздух пахнет тобой. — Покосилась на его руки. — У тебя руки пианиста, длинные, уверенные пальцы. И почему ты не учился музыке? Или — учился? Уж не тайный ли ты музыкант?»

Андреу изо всех сил пытался сосредоточиться на дороге. Но это было непросто... Аврора! Вот она, сидит рядом, на границе между реальностью и мечтой. Она надела платье. Покосился вниз... и туфли. Не отвергла подарок. При встрече ответила на его взгляд — по-настоящему, не из вежливости. Два черных бриллианта ослепили его своим сиянием. Обнаженная лебединая шея, полускрытая волнами волос. О чем, интересно, Аврора сейчас думает? Искоса он рассматривал ее тонкий профиль. Безупречное лицо — зрелой женщины, невинной девочки. Такой, должно быть, видел отец свою Соледад. Сколько всего он теперь знает, сколько хочет ей рассказать! Сколько всего понял, переосмыслил, прочувствовал... Случалось ли ему раньше настолько увлечься женщиной? Никогда. Что за упоительное волшебство разлито в воздухе? Тишина. Как она прекрасна в этом наряде! Верх элегантности. Что бы сказал отец, если б видел его сейчас? Не узнал бы, наверное. И отчего они оба не в силах нарушить молчание? Сделал музыку потише. Звуки, нота за нотой, вырывались из кабриолета и улетали к побережью, чтобы раствориться в прибое, шуршащем по песку.

Шопен провожал их до самого ресторана. «Ле Тету» ждал гостей. Андреу давным-давно заученным жестом открыл пассажирскую дверь, помогая Авроре выйти, и едва не пошатнулся. Ее длинные ноги вызывали головокружение.

Они одновременно решились заговорить — и хором произнесли одно и то же:

— Не холодно совсем.

— Не холодно совсем.

Они рассмеялись. Аврора набралась смелости:

— Спасибо.

— Не понимаю, о чем ты.

Она опустила глаза на свое платье.

— Это оно должно тебя благодарить за то, что ты его надела. На тебе оно совершенно преображается. — И он поспешил сменить тему, дабы избежать неловкости.

Три широкие ступени вели ко входу. Пожилая дама в белоснежном фартуке с радушной улыбкой встретила их на пороге и проводила к столику в глубине зала, возле огромного окна. Отсюда открывался самый лучший вид на море. Луна зависла над водой, пуская по волнам широкую серебряную дорожку. Народу сегодня почти не было — кроме них, всего два столика занято, — и в ресторане царил полумрак.

Андреу вытащил золотой «данхилл» и зажег свечу на столе. Теплый шарик света бросил золотые отблески на лик оробевшего ангела, сидевшего напротив.

— Какая красивая луна.

— Какая красивая луна.

Снова они заговорили хором. В пересекшихся взглядах заплясали искорки смеха.

Но на сей раз Аврора продолжила:

— В такую ночь на Боденском озере Бетховен сочинил свою «Лунную сонату». Слезы, перелитые в музыкальное произведение. Луна настраивает дух на творчество. В ее свете — вся магия ночи...

— Но в ночной темноте — печаль.

— Не обязательно. Темнота иногда необходима. Она несет в себе сон, отдых, размышления...

— И одиночество.

— Ты, наверное, просто никогда по-настоящему не слушал тишину. Тишину в темноте, какая бывает только ночью. Такое одиночество полезно, оно помогает взглянуть в глаза собственному «я».

— Не всегда приятное зрелище.

— Пожалуй, но все равно это важно.

— Стало быть, я много лет растрачивал темноту впустую.

— Не говори так. Просто ты не умел находить с ней общий язык.

— С кем я не умел находить общий язык, так это с отцом. Не желая его понять, я просто вычеркнул его из своей жизни.

— Но никогда не поздно...

— Сейчас — поздно. Он больше меня не увидит, никогда не узнает, что во мне что-то изменилось.