Музыка любви - [52]

Запасясь терпением, Аврора, как обычно, ласково и осторожно начала разговор.

— Соледад передает тебе привет, обещает скоро навестить. И посылает вот эти булочки, чтобы тебе было с чем попить кофейку. — Ей пришло в голову, что, если говорить о матери как о живой, Клеменсия, вероятно, отреагирует не так болезненно, как в ее предыдущие визиты. И действительно: учуяв аромат булочек, Клеменсия приняла Аврору за Соледад.

— Очень вкусно у тебя получилось, дорогая. Жоан сегодня с тобой?

— Нет, он остался дома, играет на рояле. Просил передать, что придет с тобой повидаться.

— А он у меня уже был... весь вечер просидел.

Скрывая изумление, Аврора поспешила направить беседу в неожиданное русло:

— Замечательно! И что же он тебе рассказывал?

— Я его спрашивала о тебе... и о твоей дочке. И просила в следующий раз сыграть мне одну из своих чудесных сонат... А он уже сказал сыну, что женился на тебе? Я забыла у него спросить.

— Еще нет.

— Ничего удивительного. Мальчишка годами чуждался отца... А ты? Ты сказала Авроре?

— Все никак не решусь.

— Надо сказать. Она хорошая девочка.

С последней булочкой окончилось и просветление. Разум Клеменсии снова пустился блуждать по неведомым лабиринтам. Взглянув на пустой кулек, Аврора пожалела, что с излишней щедростью раздала целительное угощение сестрам. Делать нечего, она поцеловала старушку на прощание, заботливо пригладила ей волосы и ушла, планируя вернуться с новыми колумбийскими лакомствами. Сегодня сырные булочки сотворили чудо — вернули память восьмидесятилетней женщине с тяжелой формой склероза. И поставили перед Авророй интригующий вопрос: неужели и вправду кто-то навещает Клеменсию? И кто бы это мог быть? На выходе она с непринужденным видом осведомилась об этом у девушки за регистрационной стойкой. Та, сверившись с журналом посещений, подтвердила, что визиты имели место — не один, а несколько, с интервалом в неделю. Однако назвать имя посетителя служащая отказалась. Из уважения к частной жизни стариков, правила заведения запрещали сообщать имена приходящих к ним лиц. Исключение делалось только для ближайших родственников. Здесь же не тюрьма, пояснила девушка, а почтенный дом, нечто вроде пятизвездочного отеля, где с комфортом доживают свои дни пожилые люди, не стесненные в средствах, но утратившие способность нормально существовать в обществе. Умолчала она только о том, что ее сдержанность в первую очередь продиктована кругленькой суммой, которую еженедельно вручает ей элегантный посетитель.

Андреу начал навещать дом престарелых, когда Гомес сообщил ему о старушке, бывшей лучшей подругой Соледад. Этим делом он решил заняться лично, не привлекая посторонних... в точности как Аврора. С первого взгляда распознав в нем человека обеспеченного, жадная до денег регистраторша приняла его чуть ли не с почестями. Стоило ей заметить сложенную банкноту в пятьсот евро, которую гость протянул, представляясь, как она безоговорочно приняла на веру каждое его слово и не только ответила на все вопросы, но и поделилась по собственной инициативе сведениями о частоте и времени визитов Авроры. Затем подобострастно проводила в самую комфортабельную гостиную для посещений, объясняя по дороге, в чем заключается недуг пациентки и как с ней лучше обращаться. Однако никаких специальных ухищрений не потребовалось. Клеменсия Риваденейра узнала его сразу же и позвала по имени: Жоан! Выразительные глаза цвета буйной тропической зелени сыграли с ним дурную шутку, воскресили на миг преданного земле отца. Сколько он ни отрицал сходство, сколько ни работал над своей внешностью, чтобы его искоренить, отцовские гены оказались сильнее — с возрастом сходство неумолимо усиливалось. Зато теперь оно пригодилось, чтобы завоевать доверие сухонькой старушонки с отсутствующими глазами, в которых, казалось, затонули и полегли на дно все ее воспоминания. Последовавший разговор застиг его врасплох — такое разве предвидишь заранее...

— Жоан, ты совершенно меня забросил. Как не стыдно забывать о той, что будет посаженой матерью на твоей свадьбе, а?

Она тепло обняла Андреу, как дорогого друга. Ему пришлись по душе и это почти родственное прикосновение, и исходящий от нее запах жасмина. Старая дама была одета элегантно, держалась с достоинством и вызывала добрые чувства. Молча дождавшись, когда она его отпустит, он наконец нашел что сказать.

— Клеменсия, «забывать» — слово опасное. Не произноси его больше вслух, не дай бог оно нас услышит и настигнет.

— А Соледад сегодня не пришла?

— У нее занятия с хором, ты же знаешь... — Благо отчет Гомеса он помнил наизусть.

— Ты уже видел Аврору?

— Она прекрасна... — Нежное, тонкое лицо так и стояло у него перед глазами.

— И играет точь-в-точь как ты. Я слышала, как она еще девочкой ласкала инструмент, словно у тебя училась, — с такой любовью... Тут вы с ней два сапога пара.

Внезапно на подоконник опустилась шумная стайка волнистых попугайчиков. Их возбужденный, беспорядочный гомон спутал мысли Клеменсии, словно в птичьем силке затрепыхалась и умолкла ее память. Она воззрилась на гостя с откровенным ужасом:

— Кто ты?