Музыка любви - [41]

— Спасибо, — просто ответила дочь Соледад, слегка покраснев.

— Честно говоря, мне кажется, вам следовало бы давать концерты. Я не очень-то разбираюсь в музыке, но подлинное чувство распознаю сразу. Вы всю душу вкладываете в исполнение. А знаете, ведь в доме Жоана Дольгута все так и осталось, как было. Я по долгу службы заходил несколько раз — сами понимаете, в поисках дополнительной информации по делу... обычная процедура. И долго думал над этим странным роялем, никак он у меня из головы не идет.

— Рояль все еще там? — Искры радости сверкнули под длинными ресницами.

— Как, интересно, вы на нем играли, когда там не хватает клавиши? Вот что значит настоящее мастерство. Я-то только потом уже заметил.

Аврора улыбнулась:

— Не хватает «фа»... Но рояль такой чудесный, и звук у него такой изумительный, что я понимаю, почему хозяин не стал его чинить, а играл как есть на искалеченном. Может, он и сам чувствовал себя таким же. Может, ему тоже не хватало чего-то, чтобы ощущать себя целым. Все мы носим в сердце некую умолкшую ноту... или теряем клавиши в превратностях судьбы, не правда ли?

Ульяда молча кивнул, глядя на нее с нежностью и восхищением.

— Отношения с роялем во многом напоминают отношения с возлюбленным. — Аврора несколько смутилась. — Не знаю, зачем я вам это говорю. Но видите ли, у нас, пианистов, устанавливается совершенно особенная связь с инструментом. Рояль — это друг, который всегда рядом, ты в любой момент можешь обратиться к нему, и взамен он отдает тебе свою душу, свою музыку — все, что у него есть.

Ульяда подумал о своих фильмах. Ведь кино для него такие же верные друзья, как для нее рояль. Конечно, следователь понимал ее, еще как понимал.

Они расположились в ближайшем кафе и еще некоторое время продолжали приятную беседу о возвышенном. Сегодня одиночество так терзало Аврору, что ей необходимо было поговорить хоть с кем-то, и по воле случая этим кем-то оказался доброжелательный инспектор, который проявил столько такта и терпения в тот страшный день, когда она узнала о гибели матери.

Прежде чем окончить разговор и попрощаться, Ульяда решился высказать свое заветное желание послушать ее снова, повернув дело так, будто был готов сделать ей одолжение.

— А вам не хотелось бы еще раз поиграть на том рояле?

— То есть как — вернуться в квартиру Жоана Дольгута?

— Ну да, это, конечно, не совсем законно, поймите меня правильно, но... я мог бы провести вас туда.

— Похоже, для меня это дело чести. Рояль Дольгута словно бросал мне вызов, требуя предельной остроты слуха и способности к импровизации. — Аврора колебалась лишь мгновение. — С удовольствием, отчего же нет? Мне кажется, рояль тоже будет рад. Он уже столько дней молчит, а это тяжело любому инструменту.

— Отсюда до дома Дольгута рукой подать. Не желаете пойти прямо сейчас?

Аврора посмотрела на часы: почти восемь, поздновато. Однако что-то заставило ее согласиться. Ей действительно очень хотелось вернуться в ту квартиру и сесть за рояль, настоящий старинный «Бёзендорфер». Инструмент внушал ей трепетное благоговение, ведь он был близким другом старика, а может быть, и ее матери. Вне всякого сомнения, его клавиши хранили какую-то тайну.

Воздушные змеи окончательно исчезли в морских волнах, а Жоан Дольгут и Соледад Урданета все стояли, словно две скорбные статуи, глядя на густой черный смерч, кружащий над морем, точно стервятник, учуявший запах смерти. Записанные на листочках желания белыми птицами взмыли к облакам и скрылись где-то за горизонтом. Пубенса, сопереживая всем сердцем, наблюдала за юной парой издалека, но подходить к ним пока не стала. Впервые Соледад склонила головку на плечо официанта; впервые она плакала за двоих.

— Не грусти, мой ангел. — Легким поцелуем Жоан осушил слезу, катящуюся по ее щеке. Впервые он прикасался губами к этой шелковой коже. Впервые чувствовал Соледад своей. — Знаешь, что я сделаю? Буду играть для тебя всю ночь.

В темных озерах ее глаз застыло страдание. Девушка будто не слышала его слов.

— Не исполнятся, — упавшим голосом произнесла она, глядя на море.

— Еще как исполнятся! Ты разве не видела, как они летели? Они не утонут. Наоборот, достигнут небесных высот... свободные... Нашим мечтам не нужны никакие змеи, у них и так есть крылья.

— Но ты говорил, что листочки должны подняться до змеев. — Она всхлипывала как ребенок.

— Я говорил, что они должны взлететь. И они взлетели. — Жоан ласково гладил ее лицо, утирая бесконечный поток слез. — Ты мне веришь?

Соледад кивнула и обняла его за шею. Их губы чуть соприкоснулись, ощутив соленый вкус последней слезинки. Она, никогда никого не целовавшая прежде, хотела что-то сказать, но не успела. Самым нежным и осторожным поцелуем, какой только он мог изобрести в свои шестнадцать лет, Жоан призвал ее к молчанию, замирая от впервые изведанного блаженства. Ураган долго сдерживаемых чувств вырвался на волю, не давая им разомкнуть объятия. Они закрыли глаза, безразличные к течению времени.

Так и застали их сумерки за невинными поцелуями. Близился вечер. Жоан и Соледад решили поужинать в ресторанчике мадам Тету и направились за Пубенсой, чтобы проводить ее до автобуса. В отель «Карлтон» она сегодня вернется одна.