Мужской стриптиз - [12]

– Тыц-бумм! Тыц-буммм! – забухал барабан.

Наверняка она очень старалась. И волшебное скрипучее творение дяди Миши не подвело. Велосипед стал поразительно послушен, он откликался на команды каждой гаечкой, каждым сантиметром своего мощного горбатого туловища. Кегли с блестками, клоунские шапочки, игрушечные факелы взлетали в воздух и возвращались обратно в ладони, как преданные голуби с домашней голубятни. Великий полководец оказался прав – многомесячные кошмарные тренировки обернулись тремя минутами света.

– Тыц-бумм! Аааа… – И треск. Оглушительный треск, природу которого юная циркачка не сразу поняла.

Аплодисменты.

Они обволакивали девочку громадным теплым облаком.

– Настенька, что ты, что ты? Ты плачешь?

– Доню, все хорошо! Подумаешь, всего одну уронила…

– Ой, мы так испугались, когда ты на руле крутилась! Думали, он как завалится, а внизу – асфальт…

Аплодисменты. Тысячи ладошек бьются друг о дружку, и это все для тебя!

– Сейчас результаты объявят!

Артистку мяли, теребили и тащили одновременно в разные стороны. Как же она их всех жутко обожала в тот момент, но, давясь от смеха и глупых слез, никак не могла сообщить им главное…

– Настя Порываева… – зашуршал динамик. – Мы видели оригинальную программу на старинном велосипеде… очень необычный подход… жюри единодушно… такая симпатичная девушка…

– Это хреново, – в сердцах сплюнул их цирковой тренер. – Коли симпатичной обозвали, приза точно не дадут. Это они вечно так, утешают…

– Настюха, ты все равно самая красивая была! – закричали из «группы поддержки». – Настя, болеем за тебя!!

Да и бог с ними, с призами и результатами! Насте почему-то гораздо интереснее было смотреть не на гостевую трибуну, не на респектабельных господ из жюри, а на разогретую, скачущую вокруг сетки детвору.

– По общему решению жюри… по многочисленным просьбам зрителей… учреждается приз зрительских симпатий. Вот эту замечательную статуэтку… – В руках ведущей блеснула бронзовая девочка на шаре. – Этот приз мы вручаем… вру-уча-аем…

– Анастасии По-ры-ва-е-вой!!

– Иди, иди! Это тебя!

– Настя, это тебя зовут!

Вблизи жюри выглядело совсем нестрашно, они поочередно, по-мужски пожимали руку, говорили ободряющие слова, и кажется, опасались, что девочка заплачет. Но Настя не заплакала, несмотря на то, что на ее бронзовой девочке не стояли цифры первого, второго или какого-то еще места.

Как можно плакать, когда все так здорово?!

А где же тот высокий, худенький и очень загорелый мальчик, с такими ясными, восторженными глазами? Наверняка он случайно угодил в первый ряд. Скорее всего, они гуляли вместе с отцом, это отец привез сына с далекого военного севера в Ялту и бродил с ним повсюду, щедро растрачивая офицерские отпускные. Отец там тоже был, по крайней мере, его рука лежала у сына на плече. И все это продолжалось пару секунд, не больше, точно чудом сохранившийся обрывок старого семейного фильма – пронзительное солнце, бархатные склоны гор, блеск хрома, мелькание спиц, тугое кряканье валторны, чернильные глазки фотоаппаратов в вытянутых руках, распахнутые в предвкушении рты…

Мальчик.

Спустя пятнадцать лет они будут спорить, кто из них первый кого разглядел в этом безумном мире. Ее мальчик.

Глава 7 ЖЕНИХ

Старшего лейтенанта Сергей отбрил со второй попытки. На самом деле дрался не с ним, а с незнакомыми промышленниками. Гражданские спецы тоже приходили на дискотеку, именно там рождались маленькие трагедии, рушились планы и надолго ссорились друзья. Потому что женщин на всех не хватало…

Успокаивало то, что большинство офицеров ходили на боевое дежурство по трех– или четырехсменке. Таким образом, четверть голодных холостых самцов находилась на позиции, еще столько же отсыпались после суток, а другие готовились к заступлению. Иначе говоря – запасались чтивом и алкоголем. При таком раскладе доступных девушек-промышленниц более-менее хватало, а среди «порядочных» офицерских дочек даже возникало подобие конкуренции. Но в самый разгар дискотеки могла ввалиться компания летчиков из соседней части, человек тридцать, и тогда…

Тогда становилось тесно.

Советоваться с родителями не имело смысла. Отец все сильнее мрачнел, слушая сводки политических новостей, мама ужасалась ценникам в магазинах.

– Папа, я, наверное, женюсь.

– Наверное? Ты не уверен в себе или в ней?

– Папа, а ты всегда был уверен?

– Женитьба – дело серьезное. Мы не относились к этому, как ваше клоунское поколение. Мы отвечали за свои решения. И страна жила нормально…

– Вот как? Вы отчитывались перед замполитом? И невесты тоже?

– Не паясничай! Достаточно, что мне из училища о тебе докладывали!

– Папа, отчего ты не спросишь, люблю ли я? Разве не это главное, а?…

Вечером Сергей брел между пятиэтажек-близнецов и считал окна. Он загадал, что если до Дома культуры освещенных окон окажется четное количество – сделает Валере предложение. Фонари с жалобным скрипом раскачивались на ветру. Мрачные лица членов Политбюро следили за лейтенантом с облупившихся плакатов. Ветер швырял под ноги пачки газет. Это была «Красная Звезда», которую последние десять лет никто не читал.

На крыльце очага культуры вяло блевали. Тут же угощали самогоном.