Мужские прогулки. Планета Вода - [9]

— Думаю, там те же проблемы, — высказывается Филипп, нервно потирая длинные впалые щеки.

— Вот и я говорил то же самое, — воодушевленно произносит Ганька. — Лучше взбодриться как следует! «Поводить козу», отвести душу…

— Ты уже раз «отвел душу», — передразнил Ганьку Семен. — Набухался тогда, на ушах, поди, приволокся в общагу?

— Обошлось бы, если б не Высшие науки… Представляете, смотрю, а у Высших наук рюмка от стола отрывается и плывет по воздуху…

— Будет врать! — недовольно заметил Филипп.

Все засмеялись.

Фиалков чувствовал себя дурак дураком. Ему хотелось вступить в беседу, но, как назло, никакая мало-мальски толковая мысль не приходила в голову. И чем дольше он молчал, тем острее ощущал необходимость хоть что-то произнести, как-то вмешаться в разговор. Он видел, как все холоднее, все враждебнее косился на него Ганька, по-видимому, принимая его за молчаливого дурака, все отчужденней и равнодушней делалось лицо Семена. Тогда Михаил Михайлович с ненавистью уставился на Семена, считая его виновником своего дурацкого положения, но тот упорно не замечал постороннего человека, и все тут.

— Повторим? — предложил Иван.

Семен брезгливо поморщился.

— Пойло — дрянь. А получше ничего в этом заведении не имеется. Да и домой пора — отметиться. Матери обещал…

— Простите, как… э… отметиться? — простодушно поинтересовался Фиалков, предварительно кашлем очистив горло, осипшее от долгого молчания. Он решил вступить в разговор хотя бы ценой собственного унижения.

Семен глянул на него с нескрываемым презрением, остальные заржали. Гаврилов тоже взглянул на Фиалкова с неодобрением, но, видимо, что-то понял и предпринял попытку спасти его репутацию.

— Бог мой, скольких важных вещей не знают эти одинокие мужчины! Да, я забыл вам сказать… Михаил Михайлович — мой давний друг по Северу. Оказывается, он давно здесь, а я и не знал… В общем, мой друг — ваш друг.

В его голосе прозвучала вкрадчивая, еле приметная властность, но те, кому она предназначалась, услышали ее.

— Да ну? Тот самый?! — преувеличенно обрадованно воскликнул Ганька.

— Вот как? — повертев на пальце перстень, только и спросил Семен. Но сразу заметно присмирел и погасил в глазах огонек вражды.

Михаил Михайлович был благодарен Ивану за вмешательство, но в то же время ему стало и неприятно, точно он сам не справился бы с этими охламонами…

В кафе прибавилось народу, стало тесно, дымно и шумно. Иван встал, и компания направилась к выходу. На улице остановились в замешательстве, не зная, что предпринять дальше.

— Как насчет винца? — поинтересовался Филипп.

Гаврилов взглянул на часы.

Фиалков почувствовал, если сейчас все разойдутся по домам, если на этом закончится вечер, в течение которого те двое так и не приняли его, в дальнейшем завоевывать их будет еще труднее, и, пожалуй, без помощи Гаврилова — вообще не завоевать. Он решил во что бы то ни стало продлить вечер и каким-то образом показать себя, разумеется, с лучшей стороны. Не найдя ничего лучшего, предложил пойти в ресторан. Гаврилов заколебался было, но Михаил Михайлович настаивал, и тот с веселым отчаянием решился.

— А, первый раз, что ли, поздно домой являться? Да и старые друзья не каждый день объявляются!

— А ты и жену пригласи! — вдруг предложил Фиалков. — Почему бы и не пригласить? Позвони домой, скажи, я приглашаю!

— С удовольствием бы, — Гаврилов усмехнулся. — Да только, братец ты мой, куда это можно у нас пойти с женами?

— То есть? — не понял Фиалков. — Ведь мы идем в ресторан ужинать!

— Весьма проблематично, братец ты мой, — опять непонятно усмехнулся Гаврилов.

— Ты не бей. Вино, как и женщин, бить нельзя, — назидательно говорил Филипп, обращаясь к Ганьке, который пытался выбить пробку ударами кулака по дну бутылки. — В твоем возрасте пора бы знать, что к вину необходимо относиться бережно, с лаской. Ведь вино — это мудрость в бокале. Это сгусток труда сотен людей. Концентрат солнечной энергии. А ты лезешь с кулаком. Смотри, какое оно стало мутное. Не стоит портить его, оно и так больное.

Ганька испуганно отставил бутылку и смотрел на Филиппа, убрав руки под стол, как школьник.

Гаврилов рассмеялся и заметил:

— Эта парадоксальная мысль требует разъяснений.

Подошел бармен, величественным движением, точно жаловал награды, откупорил бутылку и разлил вино по бокалам. Филипп закрыл глаза, отпил из бокала глоток и, покатав по небу, медленно, с мягким звуком проглотил. Его некрасивое лицо прояснилось, разгладилось от удовольствия. Он открыл глаза и, обращаясь к Фиалкову, спросил:

— А вы не знаете, как можно увеличить производство вина, не увеличивая площади виноградников?

— Не знаю, — с улыбкой отвечал Михаил Михайлович. Он догадался, Филипп втягивает его в орбиту общего разговора.

— И я не знаю. А одна уважаемая газета с гордостью сообщила, что в будущем году выпуск виноградного вина увеличится на несколько миллионов декалитров. А другая, не менее уважаемая газета в это же самое время выступила со статьей о том, будто виноградники сокращаются, пожираемые филлоксерой. Я верю и той и другой газете. Но я не верю больше в вино.

— Логично, — согласился Фиалков.