Мужская поваренная книга - [29]

Есть у нас такая странная, но крепкая народная традиция. Когда видят, как милый сердцу человек уж очень сильно призадумался и взгрустнул так крепко, что уже и не дышит, и даже тихонько остывает, и толку от него и пользы уже нет никакой его тут же прикапывают в землю. Или сперва сжигают, но потом обязательно прикапывают. Потом радостно идут на поминальную тризну, пьют и едят, пляшут и дерутся. И всё это в комплексе. Одно неразрывно следует за другим. То есть, сперва родича в землю, а потом праздник. Праздник похорон и сам по себе штука презанятнейшая, а если его ещё и рассматривать пытливым глазом естествоиспытателя, ставя перед собой трезвящее рассудок хрустально чистое увеличительное стекло лёгкого опьянения, вашему изумлённому взору откроется множество поучительных картин.

Как же мы любим похороны. С каким неподдельным и даже слегка инфантильным любопытством мы присутствуем на них. Что-то наивное и беспомощное просыпается внутри в эти моменты от тех нас, ещё детей, впервые столкнувшихся с вечной загадкой смерти. Помнится, с каким ужасом, но и интересом прикосновения к чему-то большому и таинственному мы, будучи детьми, бежали летом в посёлке Тульском, стоящем над бурной горной речкой, к местному моргу — поглядеть в окна на утопленников, лежащих на прозекторских столах. И этот болезненный интерес не проходит до самой вашей смерти. Вы обращали внимание, как настороженно, вытянув опасливо шеи и кося пугливо на упокойного глазом, заходят гости? Как опасливо жмутся они к стенкам? Освоившись, они вас, конечно же, обязательно спросят, и с неподдельным сочувствием, потел ли больной перед смертью. И услышав положительный ответ, серьёзно и многозначительно кивая, шёпотом произнесут: «Это очень хорошо…», но в глазах будет проскальзывать лёгкое, в общем-то, невинное и понятное торжество — мне не сегодня, я ещё жив.

На похоронах определённо происходит много всего радостного и улыбательного, просто это как-то не принято замечать и веселиться. Так, к примеру, на похоронах моей бабушки разъярённый жизнерадостным отказом весёлых могильщиков без дополнительной мзды заколачивать крышку, отчим сам стал вбивать гвозди, мрачно шутя: «Всегда мечтал вогнать тещу в гроб и заколотить!» Однако жизнь — штука безумная забавная. И спустя совсем недолгое время, распугивая пришедших праздновать похороны гостей всяческими нарушениями ритуалов и громкой классической музыкой, которую неустанно крутила на проигрывателе маменька, имея совершенно иконописный лик Достоевского, с томиком Теффи, вложенным ему в руки, ушел от нас в вечность уже сам отчим.

А насколько же любопытно и замысловато плотное плетение похоронных суеверий, составленное из православия и дремучих языческих обрядов. Попробуйте присмотреться к скованным от боязни сделать что-то не по протоколу присутствующим, вглядеться в их перекошенные торжественной печалью лица. Как испуганы бывают они, если плавный устоявшийся протокол оказывается нечаянно нарушен.

— Вы с ума сошли? Зеркала, зеркала немедля завесьте! — Повязка! На рукаве одного из несущих гроб нет траурной повязки!

— И кутьи, ложку кутьи вы обязаны съесть прямо у свеженасыпанной могилы. Так положено! — И земли с могилы обязательно возьмите. В церкви её освятите, а потом на могильном холмике, обязательно крестом, рассыпьте, так все делают.

Так все делают… Все много ещё чего потом делают. Все потом, отнюдь не по велению сердца, а почему-то в общие, строго устоявшиеся «родительские дни», ездят «к своим» на могилы. С цементом и лопатами, плиткой и краской. Там они плодотворно трудятся, превращая место упокоения в аккуратную уютную беседку с зеленью, и скамеечками, и с обязательным столиком. На коем после трудов праведных на свежем воздухе с аппетитом вкушают принесённые с собою яства.

В шесть двадцать новое эсэмэс: «Беспокоилась, вдруг ты новости уже смотрел». Метнулся к компьютеру. В утренних новостях традиционно секс, насилие и котики. О поездах молчок. Проклиная ленивых журналистов, отправился варить кофе. И… ну, конечно же, тяпнул ещё парочку рюмочек, чего уж скрывать. Опять успокоился и опять лёг. Закрыл глазки…

Особенно занятны, веселы и поучительны затянувшиеся похороны. То есть если покойный как бы и имеется, но закопать его нет совершенно никакой возможности. Как в случае с моим тестем, умершим от сердечного приступа при передаче китайским хунхузам нашего эсминца в Шанхае. Одним прекрасным вечером позвонило нам Министерство обороны и сообщило: «Ваш папа всё! Везём, ждите…»

И стали мы ждать. День ждём-пождём, неделю-другую, месяц уж на исходе. Настроение, сами понимаете, предпраздничное, а отпраздновать никак не получается. С такого хитрого гембеля милушка моя стала как-то хиреть-чахнуть, носик у неё перестал быть мокрым и холодным, и с клубочками шерстяной пряжи она стала играть почему-то неохотно.

— Здравствуйте, — говорила она всем знакомым при встрече, с нездоровым блеском в глазах активно участвуя в этой странной игре похорон. — А у меня папа месяц назад умер. — Похоронили?.. — оригинально уточняли знакомые. — Нет ещё, всё никак не получается… — отвечала она, повергая их в лёгкий шок.