Мужик - [24]

- Не верю я вам! - сказал Сурков, отрицательно покачав головой.

- Лестное недоверие, знаете ли...

- Денег на магазин не дам...

- Ага... жаль!

- Будто бы это так безразлично для вас?

- Совсем нет. Я сказал - жаль. Мне было бы очень приятно, если бы вы дали денег. Книжный магазин в руках интеллигентного человека...

- Слушайте, Аким Андреевич! Не притворяйтесь! Ведь сразу видно, что вы умнее книжного магазина! Ведь вы вот не говорите мне убедительных речей на тему о том, что и я тоже должен внести каплю меда в улей культурной работы - или как это говорится?

- Не говорю, И не буду говорить...

- Почему?

- Вы тогда и в самом деле не дадите денег...

Сурков вскочил с дивана и почти гневно закричал:

- А теперь дам, вы думаете? Ни за что! Нет! Еду в Индию! Гурий Николаевич! -обратился он к старику, вошедшему в комнату с подносом.- Мы с вами едем в Индию...

- Хорошо,- сказал старик, ставя поднос на стол.- Укладывать белье?..

- Н-нет еще... А вот книги и карты надо бы убрать с пола... Впрочем, я сам...

Сурков опустился на колени и, поднимая книги, стал подавать их старику. Старик смотрел на него неподвижными глазами, принимал из его рук тяжелые томы и складывал их у себя на левой согнутой руке. Когда из них на его руке образовалась порядочная стопа, он сказал хозяину:

- Будет!

Повернулся и ушел.

- Странный у вас слуга! - заметил архитектор.

Сурков прыгнул на диван, уселся на нем с ногами и, наклонясь к Шебуеву, тихо заговорил:

- Заметили? Я говорю: "Едем в Индию!" Он совершенно равнодушно отвечает: "Хорошо!" Как это вам нравится? Вы знаете, с ним, чёрт его дери, пожалуй, в самом деле в Индию уедешь, а? Уложит чемоданы, придет и скажет: "Готово, едемте!" Ведь я тогда поеду... это очень возможно!

- Где вы его взяли? - смеясь, спросил Шебуев.

- На пожаре. Горел здесь в улице деревянный дом. Разумеется, собралась толпа зрителей, и впереди всех стоит, заложив руки за спину, высокий старик, с седой бородой. Его толкают полицейские, толкает публика, пожарные брызгают водой на него. А он, освещенный красным огнем, стоит, Как монумент, и, не мигая, смотрит странными глазами, Я тоже смотрел на него, и мне ужасно хотелось понять - о чем думает старик? Вдруг, знаете, несколько бревен с верху дома отрываются и летят вниз. Публика шарахнулась прочь, но улица поката, и горящие бревна катятся по земле за ней. А старик повернулся к ним задом и, не торопясь, идет прочь от них. Головня вот-вот ударит его по ногам. Ему кричат: "Беги! беги, старик!" А он себе идет потихоньку и руки всё за спиной держит... Я смотрю в лицо его - ни страха, ни ужаса! Головня, разгораясь от движения по земле, настигает его... Я подскочил к нему, схватил за ворот и потащил за собой, Оттащил в сторону, кричу: "Какого вы чёрта не бежали?" И вдруг он, с великолепным таким видом, говорит мне: "Я - стар, чтобы бегать для вашей потехи! А что вы меня позорно за шиворот влекли, так этот ваш поступок я предложу рассмотреть господину мировому судье нашего участка. Мы, говорит, с вами в одном участке живем, и я вас знаю..." Вот чёрт! Ужасно он мне понравился... Ну, и познакомился я с ним... Интересный человек! Совершенно ко всему равнодушен и обо всем так здраво судит, что, я вам скажу,- удивительно! Прожив с женой,- женат был дважды,- прожив со второй женой четыре года, он десять лет тому назад разошелся с ней, и как? Великолепие! Усаживает ее против себя и говорит; "Так как я взял тебя замуж для взаимного нашего удовольствия, а ты уже завела себе жандарма, то, значит, тебе нет надобности жить со мной, да и мне после жандарма ты совсем неприятна". Хорошо, а? Отдал ей половину всего, что имел, и выгнал вон... Это даже красиво, а?

Сурков рассказывал очень оживленно, но в этом оживлении его гость чувствовал что-то механическое, даже искусственное. Глаза юноши против обыкновения не прищуривались и не метали веселых и задорных искр. Широко раскрытые, они смотрели устало, невесело и как бы безмолвно спрашивали о чем-то.

- Да, это умно,- сказал Шебуев, когда Сурков кончил рассказ и вопросительно взглянул на него.

- Это просто и красиво! - с настойчивостью произнес Сурков и начал пить остывший чаи медленными глотками. Выпив стакан, он шумно швырнул его на блюдце и вдруг спросил Шебуева;

- Вам скучно?

- Почему? Нимало!

- Наверное, скучно... Вы ведь уж, конечно, заметили, что я... поблек?

- У вас действительно настроение неважное... кажется...

- А нравится вам равнодушный старик с неподвижными глазами? Старик, который ничему не удивляется, ничто его не волнует... он всё понимает и ничего не ждет... Нравится?

- Ну, нет...

- Мне нравится... Я завидую старику... Быть равнодушным может только животное или мудрец... Старик - не животное...

- Сколько вам лет? - спросил Шебуев.

- Двадцать шесть... дальше?

- Рано вам начинают нравиться старики...

- "Как вам не стыдно и так далее в такие годы, с вашим образованием и прочее... Еще работы в жизни много и тому подобное!.." Я знаю всё, что вы можете мне сказать, Аким Андреевич.

Сурков вскочил с дивана, прошелся по комнате и, остановись перед Шебуевым, заговорил, весь вспыхнув: