Мужество любви - [206]

II

Самолет набрал высоту. Позади — Рига, впереди — Москва.

— Стюардесса! — позвал Жаров.

— Слушаю вас?

— Нарзан есть?

— Не положено.

— Леденцы?

— Не положено.

— Ну… чай, кофе?

— Не положено.

— А что же положено?

— Ничего не положено. Рейс короткий.

— А воды? Два стакана обыкновенной холодной воды можно?

— Пожалуйста.

Выпив воды, Жаров откинулся на спинку кресла.

— Как-то после одного из спектаклей «Вассы Железновой» Вера Пашенная сказала мне, что я, дескать, живу на сцене, от спектакля к спектаклю расширяю жизненную правду Прохора Храпова, но она, Вера Николаевна, почему-то ощущает абсолютную связь наших образов. Так может сказать лишь тонкий художник!.. А на нынешних киносъемках я, в роли Харитонова, слился с партнерами, особливо с Павловым. Образы, созданные Борисом Лавреневым, в фильме как бы сцементировались. И у меня вроде получилось, а?

— Блестяще получилось!

— Секрет простой: надо целиком «влезть в шкуру» изображаемого лица, как наказывал Щепкин. Вот я и влез в образ Харитонова, под самое ребро! Таков, мой сударь, закон подлинного переживания, закон актера, ежели он творец в искусстве, а не ремесленник!..

Внуковский аэропорт столицы. Самолет опустился. Жарова ждала автомашина. Он подвез меня в Комсомольский переулок. Заботливо спросил:

— Помидоры не раздавили?

— Целы и невредимы. Спасибо!

— До новых встреч!

Он помахал мне рукой. Автомобиль круто завернул на Маросейку.

Вера приготовила помидоры. Пришли Пенкины. Ужин дался на славу. Я рассказал о веселых эпизодах с Жаровым (все покатывались со смеху), о чудесной Риге, о съемках фильма, о наброшенной вчерне в бессонную «баховскую» ночь сцене с Менделеевым и Циолковским.

У Миши со временем стало вольготнее. ЦК ВЛКСМ решил основательно развить в издательстве «Молодая гвардия» горьковскую серию «Жизнь замечательных людей» и назначил Пенкина заведующим этой редакцией. Миша сразу же занялся составлением пятилетнего плана, привлек авторами видных ученых, писателей, а пока я вояжировал в Ригу, он тоже не остался в долгу — сумел поработать над четвертой картиной нашей пьесы. Состоялся, как заметила Вера, «обмен дружественными нотами».

— Я не лягу спать, покуда не прочту сцену с Менделеевым! — заявил Пенкин. — Это же кульминация всей пьесы!

— А я проштудирую четвертую картину — встречу Циолковского со своим другом доктором Коняевым.

— В уста Коняева я вложил такие строки: «Знаете, пришел к убеждению, что Константин своего рода Чехов от науки. Он в небольших очерках высказывает очень большие мысли». Хорошо?

— Неплохо. Поработаем: ты — надо мной, я — над тобой!

— Да вы что, с ума сошли?! — взбунтовалась Лиза. — На ночь глядя работать?!

— Не будем мешать их вдохновению, — сказала Вера.

— Вдохновение, вдохновение! — буркнула Лиза. — Когда же, шут вас возьми, наступит «отдыхновение»?

— Когда на пенсию выйдем! — ответил я.

— Ох, Вера! — Лиза вздохнула. — Кончится тем, что наши мужья будут посылать нам «Записки сумасшедших»! — Она расхохоталась. — А ну вас! Пошла спать!

Днем, составив и перепечатав дома докладную записку о съемках фильма «За тех, кто в море», поехал в министерство. Все оказались на просмотре художественным советом нового фильма режиссера Александрова «Весна».

Я вошел в зал, когда кинокритик Олег Леонидов — раскрасневшийся, не отнимавший носового платка от гладкой, как лунь, вспотевшей головы, взволнованно заканчивал говорить о новой советской комедии:

— В «Весне» реалистическое переплетается с эксцентрикой, лирика — с юмором, скромная песня — с бравурным маршем. Вот что замечательно, товарищи члены художественного совета! Об игре Раневской, Черкасова, Плятта можно сказать одним словом: превосходно! Любовь Петровна Орлова выступает, как вы видели, в двух ролях, радует нас высоким мастерством. Она, как кремень, сыплет с экрана искрами своего исключительного таланта.

В зале — одобрительный говор.

— Тем не менее я, как вы знаете, не только сценарист, но и кинокритик. Поэтому не могу ограничиться одними дифирамбами. — Олег Леонидович опустил голову. Коренастый, напоминающий бычка, который вот-вот боднет, выставил вперед свой упрямый лоб. — Хочу заметить, что классический прием «двойников», тут я имею в виду драматургическую линию, не помог завершить интригу, не развил тему фильма, остался сам по себе приемом забавным, веселящим! Но… — По губам Леонидова скользнула улыбка. — Тут опять не могу не отдать должное сверкающему таланту актрисы. Созданные Орловой образы Никитиной и Шатровой овеяны очаровательной утонченностью.

Опять в зале — согласный говор: «Да, конечно!», «Разумеется!», «Совершенно справедливо!»

— И я, — заключил Леонидов, — испытываю глубокое чувство удовлетворения, не побоюсь даже сказать, восхищения, игрой всех участников фильма, хочу принести дань своего восторга нашему общему другу Григорию Васильевичу Александрову. Советская кинематография — в весеннем расцвете!

Еголин поблагодарил членов художественного совета за высокую оценку «Весны» и полностью, как он сказал, расписывается под выступлением Олега Леонидовича.

Ко мне подошел Семенов:

— Как там в Риге?

— Натура закончена, дальше — павильоны Ленфильма. В докладной все подробно изложил.