Мужчина & Женщина - [3]

Вдоль другой стороны улицы тянутся лужайки, на которых в определенном порядке, образуя своего рода узор, расставлены особняки. Эти дома выглядят солиднее. Иной из них имеет каменный балкон, который хорошо смотрится на сером фасаде, или колонны у подъезда.

Как раз теперь на одном из балконов появился мужчина; он подходит к перилам и стоит там по пояс голый, как крепкая, потемневшая от солнца глыба. Вот он закуривает сигарету, бросает взгляд на небо, а потом на дом, где живет ребенок.

Мужчина выглядит лет на сорок, у него темные волосы и намечающееся брюшко. В целом у него здоровый, спортивный вид. Если бы мы могли присмотреться к нему вблизи, мы бы заметили, что у него красноватые, набухшие веки, как бывает после неспокойного сна.

Автоматические поливалки, без устали разбрызгивающие свежие, сверкающие серебром водяные струи, заботятся о том, чтобы трава на лужайках не высохла.

В проемах между особняками видна другая улица с такими же домами. Теперь мы видим женщину, как она подходит к ребенку, который сидит в кухне на полу и протягивает ей свою тетрадь для рисования.

Должно быть, это деревья, желтые деревья, говорит женщина: это что, клены или каштаны, или вязы?

Вязы, отвечает ребенок, желтые вязы!

Женщина гладит ребенка по волосам, таким же медно-рыжим, как и у нее самой.

Ребенок снова берется за рисунки, а женщина принимается хлопотать у плиты: она ставит на газ кастрюлю с молоком; кастрюля блестит. Потом женщина достает сигареты и зажигалку из сумочки, лежащей на стуле у обеденного стола. Закурив, она вынимает из сумочки письмо и, сидя вполоборота к рисующему ребенку, читает:

Дорогой Мюрад, посылаю тебе это письмо на старый адрес, потому что нового я не знаю. Слышала только, что ты переехал — и сразу же спешу сунуть нос в твою новую жизнь. Мне бы надо немного денег для Альмут. Конечно, это только повод. Да у меня и нет никакого права требовать от тебя денег. Тебе нечего меня бояться. В общем, пришли деньги!

С сердечным приветом, Сюзанна.

Тут женщина быстро достала ручку и в конце письма добавила:

Альмут как раз рисует вязы, листья у них желтые или они стали такими. Как те деревья, что росли на холме; мы часто туда ходили.

Внизу текла река, охваченная вечерним опьянением, как ты это называл.

Я веду себя как ребенок.

В конце женщина поставила многоточие.

Она вложила письмо обратно в конверт и запечатала его.

Идем, сказала она затем ребенку, давай мы тоже подумаем о будущем!

У нас есть шоколад, спросила девочка.

Она встала, оправила платье и побежала к женщине.

Потом они сели завтракать.

Немного позднее обе направились вниз по длинной улице. Через плечо ребенок нес корзиночку зеленого цвета, женщина вела ребенка за руку. Воздух еще не слишком нагрелся, и тени искрились на тех местах, где лежала роса. Ребенок показал на солнце, которое переместилось теперь в конец улицы; гора облаков исчезла; лишь легкая, высоко взнесенная ветром дымка еще парила перед солнечным диском, края которого уже начали понемногу расплываться. Из палисадников доносился звон тарелок; жители поселка собирались завтракать.

Откуда приходит солнечный свет, спросил ребенок.

От самого солнца, ответила женщина.

А лунный свет?

Он тоже от солнца.

Опустив голову, ребенок уставился в пол.

Женщина начала рассказывать сказку про луну:

Через осколок стекла дети увидели волшебника: он нацепил луну на зубец своей короны. Детей охватил страх. — Но тут девочка заметила впереди на тротуаре собаку, которая гонялась за своим хвостом. Девочка выдернула руку и побежала к собаке.

Видимо, это было не так уж некстати, потому что женщина быстро достала письмо и начала вертеть его в руках. Ее лицо, напряженное, немного бледное лицо сделалось еще более сосредоточенным. Взглянув на такое лицо, можно подумать: человек борется! — И это было недалеко от истины. Если женщина и не была сильной, то она хотела такой быть.

Женщина была красива.

Она на ходу бросила письмо в почтовый ящик и, снова взяв ребенка за руку, свернула на соседнюю улицу. Между тем на главной улице становилось все оживленнее. Голубой автобус медленно подходил к остановке, и дети со школьными сумками устремились за ним. Перед одним из домов какая-то женщина уже выколачивала ковры, наверху было вывешено на проветривание постельное белье. Тут и там из открытых окон слышалось гудение пылесосов.

Сдав ребенка у пестро раскрашенной двери детского сада, женщина вошла в большое, просторное здание. В раздевалке, уставленной блестящими металлическими шкафчиками, она переоделась: натянула белую юбку, белую с голубыми полосками блузку, повязала белый передник. Теперь она берет две заколки и прикрепляет к волосам четырехугольный накрахмаленный чепец, потом прикалывает на грудь брошку с красным крестиком. Она смотрится в зеркало, но на самом деле не столько рассматривает себя, сколько размышляет:

Ведь Мюрад мне вовсе не нужен. Зачем же я посылаю ему это письмо?

Женщина смеется, и ее зубы сверкают в зеркале.

Зеленые шапки акаций у входа в детский сад! Потешная рожица Альмут в момент прощания!

Потом лицо женщины становится серьезным, она выходит из гардероба и через множество коридоров и лестничных площадок идет на свое рабочее место. Одни пациенты ждут в приемном покое, других санитары провозят мимо в колясках или проносят на носилках — она ни на кого не обращает внимания. Только один раз взгляд ее останавливается на лице больной, находящейся в бессознательном состоянии, которая что-то невнятно бормочет, вытянувшись на своей кровати. Ее голова обмотана бинтом.