Мужчина, женщина, ребенок - [7]

Боже, откуда в ней столько великодушия?

— Ты совершенно фантастическая личность.

Она покачала головой.

— Нет, Роберт. Просто мне уже тридцать девять.

4

Спустя две недели Роберт шагал взад-вперед в зале ожидания международных рейсов аэропорта Логан в Бостоне.

За последние дни, полные волнений и забот, он без конца разговаривал по телефону с Луи Венаргом. Обсуждали разные детали поездки мальчика в Америку. Один месяц — и ни днем больше. За это время Луи должен во что бы то ни стало найти какую-то альтернативу сиротскому приюту.

Жан-Клоду Луи должен был сказать, что он приглашен в Америку старыми друзьями его матери. Вполне правдоподобная идея — ведь Николь наверняка рассказывала сыну, что когда-то целый год проучилась в Бостоне.

Однако ни при каких обстоятельствах Луи не должен говорить мальчику, что Роберт Беквит — его отец.

— Ну конечно, Роберт. Как скажешь. Я знаю, тебе не легко. Я понимаю.

В самом деле? — подумал про себя Роберт.

Существовала еще одна непростая задача: что сказать девочкам. После долгих тяжелых раздумий Роберт созвал семейный совет.

— Умер один близкий нам человек, — начал он.

— Кто? — с тревогой в голосе спросила Паула. — Бабушка?

— Нет, — ответил Роберт. — Вы ее не знаете. Она жила во Франции…

— Она француженка? — снова поинтересовалась Паула. — Да.

Тут в разговор вступила Джесси.

— Так зачем ты нам говоришь, раз мы ее не знаем?

— У нее был сын…

— Сколько ему лет? — быстро спросила Джесси.

— М-м-м… Точно не знаю. Он, кажется, ровесник Паулы.

— Вот здорово! — воскликнула Паула.

Джесси бросила уничтожающий взгляд на младшую сестру и, повернувшись к Роберту, продолжила свой допрос:

— Ну и что?

— Он — сирота, — Шейла произнесла это с подчеркнутой многозначительностью, всю глубину которой мог оценить один лишь Роберт.

— Бедняга, — сочувственно заметила Паула.

— Поэтому мы решили на некоторое время пригласить его к нам. Ну, скажем, на месяц. Когда мы переедем в наш летний дом Кейп-Коде. Разумеется, если вы обе ничего не имеете против.

— Это будет здорово! — Паула явно была за.

Ответ Джессики был, как всегда, более замысловатый.

— Ну что ж, — сказала она, — на свете все-таки существует справедливость.

— В каком смысле?

— Если меня не пускают во Францию, то по крайней мере здесь появится французский абориген, с которым можно будет о ней поговорить.

— Но ему всего девять лет, — возразил Роберт. — И он, наверное, будет очень горевать. Во всяком случае, первое время.

— Но, папа, он же сможет разговаривать.

— Конечно, сможет.

— Значит, я услышу настоящий французский язык. А не тот, на кагором говорит мадемуазель О’Шонесси. Q.E.D., папа.

— Он мой ровесник, а не твой, Джесси, — вмешалась Паула.

— Душа моя, — высокомерно возразила ей Джесси, — он…

— Что?

— Ступай учить французский. Vous Ltes une[5] невежда.

Паула надулась. В один прекрасный день она отомстит сестре. А их заграничный гость скоро разберется, что к чему, и оценит ее чистое сердце.

Странно, но ни одна из них не спросила, зачем мальчику понадобилось пересекать Атлантический океан вместо того, чтобы погостить у кого-нибудь живущего поближе. Но девятилетние девочки всегда приходят в восторг, если к ним в гости приезжает их ровесник. А двенадцатилетние жаждут приобрести светский лоск благодаря общению с иностранцами.

Шейла вела себя так, словно все происходящее в порядке вещей, и девочки, казалось, ничего особенного не заметили. Она яростно набросилась на работу и наконец отредактировала книгу Рейнгардта. Роберт, разумеется, ясно видел, что скрывается за этим фасадом прилежания, но не мог ничего ни сказать, ни сделать. По мере того как Шейла все больше демонстрировала свое безразличие, он все отчетливее ощущал свою беспомощность. Никогда еще они не были так далеки друг от друга. Временами, мечтая об ее улыбке, он начинал ненавидеть самого себя.

Надпись на табло возвестила, что самолет, прибывший рейсом TWA 811 из Парижа, только что совершил посадку. Возле автоматических дверей, закрывавших выход из таможни, начала собираться толпа.

Внезапно Роберта охватил страх. За последние недели всевозможные хлопоты, связанные с предстоящим событием, не оставляли в нем места для эмоций. Он был слишком взволнован, чтобы позволить себе задуматься: что он может почувствовать, когда эти двери раскроются и в его жизнь войдет его собственный сын. Не теоретическая проблема, которую обсуждал по телефону, а существо из плоти и крови. Живой ребенок.

Двери раскрылись. Появились члены экипажа. Они непринужденно обсуждали перспективу обеда в «Дургин-Парке» и то, успеют ли они попасть на бейсбольный матч с участием «Рэд Сокс».

Пока двери в таможенный зал оставались открытыми, Роберт, вытянув шею, пытался заглянуть внутрь. Он видел очередь, ожидающую досмотр. Но никакого мальчика там не было.

Он так волновался, что даже закурил, то есть стал грызть авторучку. Курить он бросил еще в старших классах школы, но и по сей день иногда засовывал в рот авторучку. Это его немного успокоило, но он тут же смутился и спрятал ручку в карман.

Двери открылись снова. На этот раз появилась стюардесса. Она несла зеленый кожаный чемодан и вела за руку растрепанного мальчика, крепко прижимавшего к груди летнюю сумку компании TWA. Быстро окинув взглядом толпу встречающих, стюардесса мигом опознала Роберта.