Мужчина моей мечты - [74]

Анна не отвечает на вопрос Фиг, и та без предупреждения плюхается на кровать рядом с ней. Поправляя подушки, Фиг говорит:

— А я и не думала, что ты знаешь такие слова, как «лесбиянка». Ну ты и штучка!

— Извини, что я раскрыла твой секрет нашим мамам, — откликается Анна. — Довольна? Может, теперь уйдешь?

— Моя мама и так об этом знала, да и твоя тоже, — заявляет Фиг. Наверное, не стоит удивляться. Когда Фиг говорила, что никому об этом не рассказывала, она же не имела в виду, что действительно никому. Вполне возможно, что она и Оливеру рассказала, а для него это оказалось не столь важным. — Они обе прочитали какую-то статью в «Ньюсуик» про то, что все люди по натуре бисексуальны, поэтому решили, что у меня это временно.

— А у тебя это временно?

— Ну, я встречаюсь с Зоей с июня…

— Ты встречаешься с Зоей с июня? Это в два раза дольше, чем я встречаюсь с Оливером.

— Ну и что ты скажешь? — спрашивает Фиг. — Может, я на самом деле настоящая лесбиянка?

— Фиг, если это так, я готова тебя поддержать. Я не считаю, что нетрадиционная ориентация — это что-то ужасное.

— А какая разница? — с небрежностью произносит Фиг.

Похоже, ее действительно не волнует, что думает Анна. Как она может так несерьезно относиться к своей жизни? Анне почему-то вспоминается лето, когда они закончили четвертый класс. В том году публичная библиотека спонсировала программу для девочек, которая предусматривала, что, если ты прочитаешь биографии жен всех президентов, твое имя будет написано на бумажной звездочке, вывешенной в детском отделе на специальной доске. (Мальчики должны были читать биографии президентов.) Анне нравились эти биографии и то, как в них интересно и понятно описывались чьи-то судьбы (Марта Вашингтон, например, писала с грамматическими ошибками, Бесс Трумэн была толкательницей ядра), и к августу она дочитала уже до Нэнси Рейган. Тем временем Фиг, чья дислексия была диагностирована лишь через несколько лет, добралась только до Абигайль Филмор. Анне тогда казалось, что все хорошо, что у нее была цель, к которой нужно стремиться.

— Ну… в общем, — говорит Фиг, — я пришла, чтобы сказать тебе… Мы с Оливером просто дурака валяли. Все это было совершенно безобидно.

Анна предпочитает не отвечать.

— Между нами ничего не могло произойти, — добавляет Фиг.

Теперь они обе молчат, затем Анна говорит:

— Он постоянно мне изменяет. Хотя это даже изменами назвать нельзя. Для нас это обычная жизнь, совершенно естественный ход вещей, как то, что люди дышат кислородом, а в воде плавают.

— У него с кем-то роман или он встречается с разными женщинами?

— Второе.

— Я, конечно, плохой советчик в вопросах верности, но, по-моему, тебе нужно послать его подальше.

— Недавно, — вздыхает Анна, — я еще думала, что выйду за него замуж.

— Ты так думаешь просто потому, что он первый парень, с которым ты стала встречаться после Майка. Ты всегда относилась к мужчинам слишком серьезно.

— Тебе-то сейчас легко говорить!

И это действительно так. Все эти годы Анны считала, что главное для Фиг — это отношение к мужчинам и ее привлекательность для них. Это частично объясняет, почему таким потрясением стало известие о том, что Фиг теперь встречается с женщиной. Но в реальности, похоже, сама Анна стала строить свою жизнь с оглядкой на то, как к ней относятся мужчины. Сначала она переживала по поводу того, как они могут воспринимать ее нежелание встречаться с ними, а потом, когда стала встречаться, придумала себе новые проблемы.

— Если ты не можешь порвать с Оливером, — говорит Фиг, — ты должна, по крайней мере, сделать так, чтобы это прекратилось.

— Он знает, что мне все известно. Мы об этом много говорили.

— Серьезно? У вас что, свободные отношения?

— Я бы это так не назвала. Для меня они не свободные. Знаешь, я просила его, чтобы здесь, в доме матери, он как-то сдерживался, и, честно говоря, имела в виду тебя. Я не говорила о тебе конкретно, чтобы не пробуждать его любопытство, но на самом деле речь шла о тебе.

— Анна, пойми, если бы мы были малолетками, я бы могла поцеловать его или еще что-нибудь, но сейчас я ничего такого делать не собираюсь.

— Да уж, он бы точно был не против поцеловаться с тобой, но мне кажется, что я и люблю его за то, какой он есть. А еще потому, что в любой ситуации Оливер ведет себя одинаково. Он даже лапал тебя прямо на глазах у моей мамы. Если он не боится так себя вести, может быть, это и есть честность?

— Ты слишком хорошо о нем думаешь, — возражает Фиг. — Вокруг полно нормальных парней.

— Да, и с одним я уже встречалась. Когда мы с Фрэнком провожали миссис Дейвс, я подумала, что Оливер не стал бы обо мне заботиться, если бы я была старой и немощной. А потом я поняла, что он бы даже не стал помогать мне заботиться о ком-то другом, например о маме. Майк же был сама заботливость, и это мне тоже не нравилось. Нам с Оливером весело вместе. Нас не тошнит друг от друга, и, может быть, это большее, на что я способна.

— Господи! — восклицает Фиг. — Меня тоска берет, когда я тебя слушаю. — Она поворачивает голову, чтобы посмотреть на Анну. — Не обижайся, но тебе пора отказаться от заниженной самооценки. Сколько можно?