Мужчина моей мечты - [75]

— У меня не заниженная самооценка, — вспыхивает Анна.

— Ну конечно!

— Я никогда не занималась самоуничижением.

— Слушай внимательно, — говорит Фиг, не обращая внимания на последние слова Анны. — Я не собираюсь повторять дважды. Ты — честная. Это одно из твоих положительных качеств. Еще ты не умеешь притворяться. Наверняка тебе жилось бы намного лучше, если бы ты умела кривить душой, но ты не умеешь. Тебе можно доверять, потому что ты очень надежный человек. Веселой тебя не назовешь (не обижайся!), но чувство юмора у тебя хорошее, и тебе нравятся веселые люди. В общем, ты основательный человек, а такие люди встречаются довольно редко.

— Ты хотела сказать, уравновешенный? — уточняет Анна.

— Я хотела сказать то, что сказала.

— Но основательным может быть обеденный стол, например…

— Анна, я отпускаю тебе комплименты, и хватит прикидываться, что ты этого не понимаешь. Ах да, вот еще что. — Фиг улыбнулась. — Когда ты спасла меня от того жуткого профессора на мысе Код, это был один из трех самых лучших поступков, которые кто-либо совершал по отношению ко мне. Я не сомневалась, что нужно было звонить именно тебе, потому что ты — единственный человек, который бы сел в машину и поехал бы ко мне на помощь без лишних вопросов.

— Да, но потом я тебя бросила, когда ты поехала к Филиппу Лейку.

— К какому еще Филиппу Лейку?

— Ты что, серьезно? Это же тот тип из Лос-Анджелеса, мужчина твоей мечты.

— А, то-то мне показалось, будто имя знакомое.

— И тебе неинтересно, как он сейчас живет?

— Не очень, — отвечает Фиг.

На минуту они замолкают.

— Раз уж у нас вечер исповедей, — говорит Анна, — мне нужно тебе рассказать, что с этой истории на мысе Код началось мое долгое увлечение Генри. Я несколько лет была влюблена в него.

Фиг поднимается, выпрямляя спину. Анне кажется, что ее двоюродная сестра разозлилась на нее. Несмотря на прошедшее с тех пор время и все остальное, Фиг раздражена. Но когда она начинает говорить, Анна понимает, что Фиг вовсе не разозлилась, даже наоборот, голос у нее веселый:

— Ну конечно же! Вы с Генри идеально подходите друг другу! Нужно позвонить ему прямо сейчас.

Анна откидывается на матрас.

— Фиг, я не общалась с Генри уже несколько лет. Я потеряла с ним связь, когда он жил в Сеуле… — После паузы она спрашивает: — А что, у тебя есть его номер?

— Не сомневаюсь, что мне удастся его достать. По-моему, он сейчас в Чикаго. Надо же! Я всегда была слишком буйной для этого парня, но вы с ним могли бы стать просто идеальной парой. Как же я раньше об этом не подумала! Я тебе рассказывала, что у него огромный член? Он тебе до внутренних органов дойдет, но удовольствие ты получишь колоссальное!

— Ты, кажется, забыла, что у меня уже есть парень.

— А мне показалось, будто мы только что решили, что ты уходишь от Оливера.

— Это ты так решила. И с чего ты взяла, что Генри захочет встречаться со мной?

— Вот об этом-то я и говорю, — оживленно продолжает Фиг. — Хватит уже этих пораженческих настроений. Почему бы отныне тебе не взять за правило, что каждый мужчина, которого ты встретишь, будет от тебя без ума? Пока не появятся доказательства обратного…

Лежа рядом с Фиг (их головы уже на одной подушке), Анна не может сдержать улыбку.

— Так вот в чем твой секрет, — говорит она. — А я-то всегда удивлялась.

Весь остаток вечера Анна не выходит из своей комнаты. Она ложится в постель, но спит неспокойно, то и дело просыпаясь. Каждый раз, когда посреди ночи она открывает глаза, сразу же на ум приходит мысль, что после вчерашней эскапады ей будет стыдно посмотреть в глаза матери, Фрэнку, тете Полли. Об Оливере Анна не беспокоится, потому что уже знает, что обидеть его она не в состоянии.

Анна встает в семь тридцать. С мыслью быстренько поесть хлопьев, пока еще никто не проснулся, она направляется в кухню, но неожиданно натыкается там на мать, которая стоит у раковины в своем стеганом розовом халате и вертит в руках один из букетов, подаренных на свадьбу. Сразу же становится ясно, что ей не хочется говорить о том, как вчера вечером Анна своей выходкой испортила окончание праздника.

— Стебли нужно срезать по диагонали, тогда цветы будут стоять дольше, — как ни в чем не бывало произносит мать и протягивает Анне один из цветков стеблем вперед. — Вот так, — показывает она. — И воду в вазе нужно менять, как только она начинает мутнеть.

Анна кивает. Ее мать всегда была источником всяческой полезной информации, пригодной для жизни, которой, как считает Анна, у нее, Анны, никогда не будет: мебель нельзя протирать слишком концентрированным моющим средством; когда ставишь хорошие фарфоровые тарелки одна на одну, обязательно следует класть на каждую бумажную салфетку.

— Ты только что разминулась с сестрой, она пошла погулять, — сообщает мать. — Может, ты ей скажешь, что в такой холод нужно быть осторожнее с прогулками, особенно сейчас, когда она беременна?

— А ты сама не можешь ей этого сказать?

— Да я уже говорила. Но я ведь всего лишь старая ворчунья, верно? Хотя я все равно беспокоюсь. — Мать открывает дверцу шкафчика под раковиной и бросает обрезки цветочных стеблей в мусорное ведро. — Анна, я надеюсь, ты понимаешь, как я благодарна вам, девочки, что вы приехали домой.