Мужчина мечты. Как массовая культура создавала образ идеального мужчины - [24]
Тем не менее читательницы усердно штудировали историю Ричардсона. Спустя столетие Бенджамин Джоуитт, глава оксфордского Баллиол-колледжа, писал: «Одна моя подруга, молодая девушка, прочла “Сэра Чарльза Грандисона” трижды и могла бы спокойно сдать по нему экзамен»[199]. И сам он считал этот роман «одним из лучших». Джейн Остин тоже знала этот текст практически наизусть: в ее семье часто обсуждали работы Ричардсона. Остин пародировала сэра Чарльза Грандисона, хотя содержание романа во многом ее вдохновляло и повлияло на ее творчество[200]. Позже она признавалась своей племяннице, что от «совершенных образов» ее «тошнило», они ее «злили»[201]. Однако в 1800-х выбор мужа определял будущую жизнь юной леди, и Остин это прекрасно понимала. Девушкам нужен был джентльмен, кормилец, на которого можно положиться. Мужские фигуры в произведениях Остин – Генри Тилни, Эдмунд Бертрам и Джордж Найтли – были многим обязаны именно Ричардсону. Известный исследователь работ Остин Брайан Саутам обратил внимание, что сцена из «Гордости и предубеждения», в которой экономка показывает Лиззи Беннет поместье Пемберли и всячески восхваляет добродетели мистера Дарси, напоминает сцену первого знакомства Харриет Байрон с Грандисон-Холлом в одном из произведений Ричардсона[202]. Так что и Фицуильям Дарси многим обязан сэру Чарльзу Грандисону.
История этого романа иллюстрирует жаркие споры, разгоравшиеся вокруг мужской привлекательности. В контексте романтизма начала девятнадцатого века «байромания» была одновременно культом и мощной силой. Поэзия Байрона, его озабоченность собственным образом и некоторые эпизоды из его жизни сделали поэта настоящей знаменитостью: его привлекательность для женщин превратилась в легенду[203]. Ему отправляли бесчисленные клятвы верности, назначали любовные свидания, доверяли секреты и дарили локоны своих волос[204]. Больше ста лет после смерти Байрона в архивах его издателя Джона Мюррея на Альбермаль-стрит в Лондоне бережно хранилась большая коллекция подобных предложений и любовных писем[205]. Там же лежала и оловянная коробочка, наполненная обрывками желтеющих бумажек, в каждую из которых были бережно завернуты локоны, косички, пряди женских волос. Все они были каталогизированы, и на каждом сверточке стояло имя или инициалы, написанные рукой самого Байрона[206].
Отношение Байрона к женскому поклонению – как и его сексуальность – было сложным и двойственным. С одной стороны, он чувствовал себя жертвой женской ненасытности и относился к фанаткам и преследовательницам с некоторой нетерпимостью[207]. С другой стороны, именно эта страстность и любовь женщин к его поэзии создали его репутацию. Он собирал письма и локоны словно трофеи. Байрон был достаточно проницателен, чтобы понимать: его образ действовал словно экран, на который женщины проецировали собственные фантазии. В пятнадцатой песни его эпической поэмы «Дон Жуан» эта идея сформулирована очень ясно:
В конторе Джона Мюррея на Альбермаль-стрит есть бюст Байрона работы датского скульптора Бертеля Торвальдсена[210]. Много лет подряд разные женщины, посещавшие это место, в знак преданности целовали скульптуру. Ее хранителям стоило больших трудов стирать красные пятна губной помады, чтобы сохранить бюст в первозданном виде[211]. Возможно, Байрону не понравился бы подобный фетишизм, низведение себя до сексуального объекта. С другой стороны, коллекция женских волос свидетельствует о том, что и ему самому фетишизм был не чужд.
Наследие Байрона неразрывно связано с сексуальной политикой. Каролина Лэм, уязвленная и несчастная после разрыва с поэтом, написала «Гленарвон»; это в некотором смысле роман-месть, но одновременно отчаянная попытка разгадать загадку сексуальной привлекательности Байрона и природы женского желания[212]. Один из персонажей «Гленарвона», леди Августа, предполагает, что в то время особенно востребованными были три типа мужчин: бандиты или головорезы, франты и литераторы (к этой категории относились также поэты и политики)[213]. Притягательность Байрона, вероятно, включала в себя элементы каждого из названных типов. Лорд Рутвен (Гленарвон) – версия Байрона. Своей привычкой питаться женским желанием и соблазнять девушек до смерти он напоминает вампира. Горячая смесь готической мелодрамы, запутанного сюжета и феминистических озарений, «Гленарвон» добился скандального успеха после публикации в 1816 году. Еще он оказал влияние на подход, выбранный Байроном при написании «Дон Жуана», а также на историю «Вампира» (The Vampire, 1819) Джона Полидори[214].
В Викторианскую эпоху писатели и писательницы продолжали соревноваться в создании добродетельных и желанных мужских героев, а изменения в их образах были обусловлены серьезными социальными переменами. Так, литература «новых женщин» в 1890-е отражала развитие образования для женщин и их борьбу за независимость на рынке труда. Герои романов того периода были общительными, относились к женщинам уважительно и дружелюбно, как «приятели» или коллеги
